Читать «Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Тропик Змеев» онлайн - страница 82

Первым нарушил молчание мистер Уикер.

– Те железные ножи, что мы взяли с собой, – откашлявшись, заговорил он. – Они будут платой за их помощь?

Стрекодрак

Фадж Раванго покачал головой.

– Никакой платы. Мы отдадим им ножи. Они помогут нам.

Мне это показалось чистой софистикой, но он явно был уверен, что разница налицо.

– Зачем им помогать нам, – спросила я, – если не в обмен на что-либо? Мы предложим им что-то еще?

Присев рядом с нами на корточки, он поднял с земли котелок с нашей утренней овсянкой. Думаю, он уходил в лес не только для переодевания, но и с тем, чтобы подумать, как объяснить нам ситуацию.

– Вот это, – начал он, подняв котелок, – больше не ваше. Не только ваше. Это принадлежит общине. Всем, что у вас есть, вы будете делиться. А они будут делиться с вами. Так у них заведено. Без этого здесь не прожить.

Здесь я цитирую его слова со всей возможной точностью. Если их смысл и неясен, то только оттого, что описанный им общественный уклад чужд нам – по крайней мере тем, кто, вероятнее всего, будет читать мои мемуары – настолько, что простыми словами не объяснить. Имущества у мулинцев очень немного, и личной собственностью в привычном для нас понимании они не дорожат. Их образ жизни не позволяет ни обзавестись ею, ни извлекать из нее ощутимые выгоды. Иметь больше, чем сможешь унести, – глупость: все лишнее придется бросить, когда настанет время менять место стоянки. Но большая часть вашего имущества (если вы, конечно, мулинец) легко поддается замене, и потому бросить его – невелика потеря. Попытки накопить больше, чем у окружающих, есть нешуточное оскорбление для общественной гармонии, а также, думаю, и для духов. Они вызывают насмешки товарищей, а если это не помогает, поделиться вынудят и более агрессивными методами. За это мулинцев считают ворами, но «воровство» – слово из совершенно другого мира.

Все это Фадж Раванго, как сумел, объяснил нам, но фундамента для понимания его объяснений у нас практически не имелось, и, кроме того, сам он мулинцем был только отчасти.

– Мой отец пришел из леса, – сказал он в ответ на настойчивые расспросы Натали. – Мать была селянкой из Обичури. Мальчишкой я на время ушел в лес, потом вернулся, выучился и переселился в Атуйем.

Человеком он был крайне скрытным: на то, чтобы развернуть это сжатое жизнеописание в нечто большее, добавляя к нему по одной мимоходом оброненной детали за раз, потребовались месяцы. Однако сейчас я изложу его историю целиком – во всех подробностях, какие мне известны.

Его мать принадлежала к одной из семей сагао, традиционным занятием которой было ремесло гриота. Родовое имя этой семьи мне неизвестно по сей день: Фадж Раванго так и не открыл его нам. Несмотря на матрилинейный уклад, принятый среди сагао, народ матери не принял его – по всей вероятности, из отвращения к мулинской крови, – и потому на родство с ним он не претендовал. Думаю, отчуждение послужило причиной его ухода в лес. Но остаться там он отказался и, вернувшись в Байембе, заявил о своем праве на образование – недостаточное, чтобы стать гриотом, но обеспечившее ему должность на государственной службе. Благодаря этому он и познакомился с нами.