Читать «Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины» онлайн - страница 3

Самое тяжелое испытание для здоровья Толстого произошло в 190 1(2) году, когда он перенес тяжелую пневмонию и был вынужден потом долгое время лечиться в Крыму. В эти же годы появились состояния, которые сейчас можно оценивать как проявления недостаточности мозгового кровообращения. Это обморочные припадки, слабость, временная потеря ориентировки в окружающем, отсутствие воспоминаний об этих приступах. Конечно, в этих случаях использовались имевшиеся тогда способы лечения. Они могут вызвать сейчас некоторую иронию, но и с современными средствами, воздействующими на мозговое кровообращение, такие феномены остаются достаточно частыми.

Естественный вопрос – это последняя болезнь Толстого. Наверное, применение современных антибиотиков помогло бы спасти Льва Николаевича. Однако следует помнить, он ушел из своего царства Ясной Поляны, чтобы закончить жизнь в пути.

Предлагаемая книга – большая радость для Владимира Ильича и меня. Это как бы итог, плод многолетней дружбы, интеллектуально напряженной и душевно незамутненной.

Книга начинается с того, что Толстой любил считать и анализировать цифры. Вот и закончим ее несколькими простыми числами. Мы оба родились через 100 лет после рождения Толстого, нам, каждому, – 75 лет. В этом году будет праздноваться 175 лет со дня рождения Льва Николаевича. Такие простые числа. Так случилось, что книга завершена к этому юбилею. И нам очень хочется, чтобы она не потерялась и нашла своего читателя.

Апрель 2003 года

Академик РАМН, заслуженный деятель науки, профессор A.M. Вейн

Часть стройного целого

Мы привычно повторяем, что Лев Николаевич Толстой не любил медицину и докторов. Его суждения, насмешливые и сердитые, исполненные недоверия, порой сурового осуждения, встречаем на страницах его сочинений, в дневниках и письмах, в занесенных на бумагу свидетельствах современников.

Люди, которые «отрицают медицину», не верят врачам, иронически, а то и попросту недоброжелательно относятся к их выводам и советам (и при этом постоянно к ним обращаются, как и сам Лев Николаевич) встречаются достаточно часто. И если бы речь шла не о Льве Толстом, можно было бы посмеиваться над слабостями (пусть даже великого) человека, возмущаться резкими, подчас несправедливыми высказываниями, в недоумении пожимать плечами, но, в общем, не придавать им серьезного значения.

Лев Толстой – совсем другое дело.

Художник Иван Николаевич Крамской, создавший первый живописный портрет Толстого, с прозорливостью опытного, проницательного портретиста, раньше многих современников почувствовал гениальность его: не гениальность Толстого-писателя – гениальность человека, который по-своему преображает все, к чему прикасается в окружающем его мире. В письме к самому Толстому живописец рассказывает, что был поражен его «умом и миросозерцанием совершенно самостоятельным и оригинальным», что впервые в жизни (возможно, следует понимать – раз в жизни) встретил человека, «у которого все детальные суждения крепко связаны с общими положениями, как радиусы с центром».