Читать «Екатерина II, Германия и немцы» онлайн - страница 232

Клаус Шарф

Даже если екатерининская политика в отношении Германии никогда не была агрессивной, она тем не менее никогда не была и бескорыстной, поскольку равновесие сил в Центральной Европе отвечало интересам как России, так и других европейских держав. «Германский» политический курс Екатерины не был также и ненасильственным, поскольку опирался в первую очередь на устрашающее воздействие того преимущества, которое Россия имела в военной силе. По сравнению с поставленными вначале целями нельзя сказать, что Екатерина добилась каких-то чрезмерных успехов. В условиях существовавшей системы европейских держав превосходящая в военном отношении Россия была вынуждена соглашаться на альянсы: сначала с Пруссией – чтобы отстоять свою гегемонию на севере Восточной Европы, затем с Австрией – чтобы иметь возможность продолжать свою экспансию за счет территорий Османской империи. Оба союза вынуждали монархиню не только к компромиссам в преследовании своих будущих целей, но и к отказу от последних. Так, она могла вплоть до Французской революции предотвращать войну между Австрией и Пруссией, сохраняя внутри империи территориальный status quo. Однако, вместо того чтобы в 1780-е годы позволить укрепиться «третьей Германии» – более мелким штатам империи в их противостоянии имперской политике Иосифа II и развязать им руки в отношениях с Фридрихом II, Екатерина, к разочарованию своих потенциальных приверженцев, предпочла отказаться от независимой активной роли в империи, чтобы сохранить лояльность своего партнера по альянсу – императора. И если в начале своего правления она заявила целью сделать польскую дворянскую республику в интересах России невосприимчивой к французскому – а равно и других держав – политическому влиянию и вновь вернуть ее под свой исключительный протекторат, то союз с Фридрихом II втянул ее в русло политики аннексий по договоренности, которые завершились лишь с полным разделом Польского государства. В этом отношении Польша, деградировавшая до уровня объекта компенсации, заплатила свою цену за то, что Австрия и Пруссия более не воевали за политическое господство в Германской империи. Екатерина же, несмотря на то что никогда всерьез не угрожала Германии военной силой, вынуждена была пережить и то, что в империи вырос страх перед Россией, теперь непосредственно граничившей с ней – и не в последнюю очередь благодаря именно вышеописанному способу предотвращения войн. И едва ли Базельский мир сумел изгнать этот страх даже перед лицом наступавших войск Французской республики.

Екатерина разочаровалась и в своих оценках Французской революции, к которой с самого начала, со своих крайних аристократических позиций, испытывала отвращение и с которой боролась, выступая, вплоть до провала австро-прусской интервенции, за ослабление Франции. Когда осенью 1795 года императрица решилась на союз с Австрией и Англией против республики, едва ли она могла вести речь о реставрации власти короля и дворянства: главной ее целью было предотвращение французской гегемонии и восстановление равновесия сил в Европе. Перед лицом предстоявшего перераспределения сил она не оставила Священной Римской империи никаких шансов на выживание. В политическом бессилии империи Екатерина обвинила немецких князей, признав их неспособными собрать политически свои небольшие силы. Однако сама она в середине 1780-х годов не только боролась против Союза князей, будучи верной союзницей Иосифа II, но и однажды, под новый 1795 год, даже лишила своей поддержки, которая могла сыграть решающую роль, пытавшиеся в последний раз объединиться против императора имперские штаты. И если в конце своей жизни Екатерина лелеяла мысль о том, чтобы не допустить в будущем существования двух германских императоров, остается лишь сделать вывод, что она, вопреки своим намерениям, не добилась больших успехов, защищая имперскую конституцию. Однако право России влиять на политическое будущее Центральной Европы она за свое длительное правление сумела утвердить надолго.