Читать «Екатерина II, Германия и немцы» онлайн - страница 126

Клаус Шарф

Ни один из этих пунктов нельзя назвать оригинальным. И хотя немецкие историки Просвещения, главным образом представители Гёттингенской школы, в число основателей которой входил и Шлёцер, с 1770-х годов весьма значительно расширили научную проблематику, даже в первой половине XVIII века историография далеко не исчерпывалась «традиционной барочной историей правлений». Ориентируясь на проблематику западной исторической науки со времен Петра I, а особенно после Татищева, русские историки также определяли и декларировали свои научные интересы как интересы просвещенческие. Поскольку Екатерина и сама считала созданный ею новый тематический каталог неполным, остается предполагать, что у нее имелся некий неизвестный нам, но отличавшийся полнотой содержания образец – работа ее собственного или чужого сочинения. Очевидно лишь, что «каталог» Екатерины нельзя просто приравнять к Плану Янковича. Однако, пока у нас нет других источников, можно предполагать, что высоко ценимому императрицей реформатору школ удалось побудить ее, целый год посвятившую занятиям русской историей, дать самой себе отчет о методе своей работы. При этом она отнюдь не утратила интереса к истории, однако поставила перед собой новые цели. На неопределенное время она освободила себя от труда над источниками, одновременно позаботившись о том, чтобы профессиональные историки продолжали снабжать ее копиями и «экстрактами» из них.

О том, как именно императрица реализовывала оставленное ею за собой право интерпретировать историю, можно судить по ее критике на Историю российского государства Штриттера. Учитывая, что в феврале 1784 года цензура уже допустила к печати рукопись Истории, написанной по-немецки, текст ее должен был оказаться в Петербурге в конце 1783 – начале 1784 года. Неизвестно, узнал ли сам автор мнение императрицы по поводу его труда, но впервые недатированный фрагмент записки Екатерины на русском языке, где она, с одной стороны, критиковала этот «немецкий труд», а с другой стороны, отвечала на критику Штриттера, обращенную на ее Записки, был опубликован в 1845 году. Автору Истории, в общем, следует отдать должное, писала императрица, – он постарался осветить историю России как можно глубже: во всяком случае, «полнее ее ни единой нету». Несомненно, это была высокая похвала, но в то же время императрица со знанием дела указала на ошибки – как описки, так и неверную интерпретацию источников, вскрыв существенные несогласованности в изложении Штриттера. В содержательном плане ей не нравились, прежде всего, два пункта. С чувством превосходства человека Просвещения, в духе рационалистической критики средневековых преданий, начатой Татищевым, она осуждала некритичный пересказ некоторых «нелепых басен» из летописей, сознательно опущенных ею в Записках. Кроме того, ей представлялась невероятной версия о происхождении русских от финнов, которой придерживался Штриттер, идя вслед за некоторыми учеными того времени. Видимо, руководствуясь соображениями идеологической критики, она сочла самого Штриттера – уроженца Нассау – финном, во всяком случае, пожелала узнать о его происхождении и о том, к какой «национальной системе» он тяготеет, потребовав от адресатов своего высказывания – вероятно, Комиссии о народных училищах – переубедить его. В общем, ее оценка сводилась к рекомендации «сделать историю из сего немецкого труда», сохранив в нем то, «что здравому разсудку не противно будет». Кроме того, при переработке этого сочинения, а вместе с ним и в новой редакции Плана Янковича она предлагала «непрестанно» сверяться с ее Записками.