Читать «Европа между "Евразией" и "Евроафрикой". Новая имперская геополитика» онлайн - страница 2

Вадим Леонидович Цымбурский

Какая Россия была бы мыслима и приемлема для этой Европы, оформившейся в качестве самостоятельной, обособленной силы? Посмотрев на вопрос исторически, мы увидим весьма устойчивую тенденцию: для консолидированной и обладающей отчетливым геополитическим самосознанием Европы всегда была наиболее приемлема Россия, развернутая к Азии, продвигающаяся к Тихому океану, по мере сил — к Индийскому: Россия, которую при желании можно назвать "Россией-Евразией". Такая Россия импонировала Наполеону, когда он ориентировал соответствующим образом Александра. Она была мила Вильгельму II, она была приятна Бисмарку даже. И кстати, стоит вспомнить, из-за чего возник кризис во время приезда Молотова в Берлин осенью 40-го года. Ему предложили конкретный проект: дележ британского достояния, при котором Советскому Союзу отводилась бы зона к югу от Батуми и Баку. В ответ через Молотова передали позицию, что у нас, кроме южных интересов, есть интересы в Финляндии и вообще на Балтике (прямо над германским побережьем!), интересы, связанные с проливами и выходом в Средиземноморье (раз мы теперь боремся с Англией, то должны себя защитить с моря), есть желание, чтобы Гитлер вывел войска из Румынии (чьей нефтью он окормлялся) и согласился бы на патронат советского Коминтерна над болгарской монархией. Выслушав эти предложения, Адольф Алоизович привел в действие план Барбаросса.

Сталин не понял одного: Пан-Европа готова была взять нас в союзники, но не в союзники внутриевропейские — там мы были ей не нужны. Не случайно Хаусхофер, сперва прославивший пакт Молотова-Риббентропа, с лета 1940-го года выразительно заскулил о том, что присоединяя Балтию, мы взламываем барьер Европы.

Для интегрированной и сильной Европы в принципе не приемлема никакая Россия с выходом в Средиземноморье, не приемлема Россия, разворачивающаяся на балтийско-черноморском пороге и взламывающая этот барьер. Иными словами, для нее немыслима Россия, которая помнила бы о своем византийском и античном наследии, сохраняла средиземноморскую цивилизационную память и которая в принципе заявляла бы, что она тоже — европейская держава. В нынешнем стремлении "отжать" Россию из Восточной Пруссии уже угадываются черты этой потенциальной Европы, чья политика не будет одержима желанием поглотить Россию, но будет определяться именно стремлением "отжать" ее.