Читать «Евангелие от Магдалины (Романы)» онлайн - страница 5

Валерий Георгиевич Попов

— Вот — невесту сторговали тебе! — радостно сообщил батя.

Мы с Митей вдруг ухватили друг друга за одежду, словно боясь, что один из нас растает.

И вот — батя отбушевал за столом, а мамаша тихо отликовала — не зная, к счастью, некоторых тонкостей ситуации (в толпе гостей Мити они не запомнили меня, да я и была совсем другой — Гуниной прислугой) — ...а теперь...

Мы удалились наконец в Митину комнату, продолжая пребывать в некотором шоке. Трусость, к счастью, приходит ко мне уже после действия, и вот она меня охватила, но ничего уже не могла изменить — теперь уже пришла пора Митиной смелости.

— Э... э... — пробормотала я изумленно, — что это мы?

«Ку де фудр» — удар молнии, как называют французы такой род любви.

Сколько времени она тлела, накапливалась, брезжила. Да нисколько не брезжила, все было ясно с первой нашей встречи, но мы были не одни... и если бы я не пришла... все бы и осталось грезой?

Началось это так давно... сколько же мы мучились?

Мы — я, Гуня и Митя — сидим на валунах у тихой, удивительно спокойной в тот день Ладоги и ждем проводника, который должен провести нас в заповедную зону, которую, по слухам, активно осваивают инопланетяне, — птицы там совершенно не поют, а коровы, напротив, непрерывно мычат. Но путь туда очень непрост, требуется проводник.

Мы сидим на валунах, греясь на тихом солнышке... официально я с Гуней, а сердцем... сердце, молчи! И вот приходит, весь в веснушках и цыпках, пастушок Ваня, словно бы сбежавший с картины Нестерова, и смотрит на нас своим ясным и пустым взором. Митя накануне уговорил его — за две банки тушенки.

— Здрасте! — робко произносит пастушок, потирая одной босой ногой другую.

Гуня презрительно оглядывает пастушка, потом, устало вздыхая, смотрит на Митю. Господи — даже мелочи нельзя поручить? Неужели же нельзя было сделать это умней! Гуня, видимо, представлял себе обветренного, сурового, крепкого человека в комбинезоне, стетсоновской широкой шляпе и с трубкой во рту... а тут — какой-то сопливый недомерок ведет такую экспедицию. Гуня всегда капризно добивался, чтобы все соответствовало его представлениям, и иного не терпел.

Однако надо было вставать и следовать за пастушком. Глухая дорога все чаще перегораживалась упавшими соснами — с засохшими острыми сучьями во все стороны, они напоминали скорее машины для колесования — перебираться через них было трудно и опасно: пики впивались в самые нежные места. Гуня брезгливо морщился: «Неужели нельзя было это как-то убрать?»

К закату солнца мы вылезли из бурелома на сравнительно чистое место, заросшее, правда, лиловым иван-чаем. Никаких особых аномалий, в том числе и зловеще молчащих птиц, не наблюдается: птицы, не ведая о наших замыслах, бойко разноголосо чирикают. На лице Гуни — обида: снова недобросовестные, неумные люди загубили очередной его светлый замысел! Митя вздыхает — не он это затевал, но он-то как раз не может допустить, чтоб все заканчивалось злобой и унынием. Яркие головки иван-чая уходят куда-то вниз — Митя, несмотря на усталость, спускается туда. Узкая, быстрая, темно-коричневая речка.