Читать «Евангелие от Магдалины (Романы)» онлайн - страница 16

Валерий Георгиевич Попов

Сразу я пришла к Гуне, ныне вполне благополучному, и сказала, что надо поговорить о личном. Гуня глядел на меня надменно, уверенный, что я пришла с повинной, проситься к нему назад. Челюсть у него отпала, когда я попросила развод.

Потом мы с Митей записались, обвенчались в Никольской церкви, и я прописалась в его квартирке. И сразу же позвонил Михалыч, видимо, моя фамилия всплыла у него на экране в «разработке» этой квартиры.

— Тебе что — жить надоело?

— Наоборот, только начинаю! — дерзко ответила я.

— Не круто ли начинаешь?

— Но мы же, кажется, друзья? — пропела я.

— Таких друзей — за ... и в музей! — ответил Михалыч любимой присказкой и повесил трубку.

Теперь надо переходить улицу крайне осторожно.

Следующий удар был получен с неожиданной стороны. Мите позвонили из Большого дома — наш старый друг чекист Едушкин, курирующий наш институт, и попросил Митю зайти, «кое в чем разобраться». Сердечко мое радостно прыгнуло: неужто узнали о «наезде», решили защитить?

Вернулся Митя расстроенный:

— Вообще, озверели! Требуют, чтобы я сблизился с Марой и вытряс у нее все тайны! Она как бы Пиковая Дама, а я — инженер Германн, по ее душу! Намекали, что она знает «три карты», что должно стать достоянием государства. Обещали вознаграждение! — Митя усмехнулся.

Ну, ясно: раньше адмирал Цыпин «работал с ней», а теперь она осталась бесхозной.

— Ну что ж... она женщина еще в соку! — усмехнулась я.

Митя отозвался жалобным стоном.

Была ли Мара Пиковой Дамой? Не знаю. Знаю, что она потрясающе гадала на кофейной гуще — переворачивала чашечку и по потекам на стенках все видела. Будучи наполовину цыганкой, часто раскидывала карты Таро, придуманные, говорят, еще в Египте. Однажды, раскинув их, подняла бровь:

— Через год у вас, демократов, возьмут кровь на анализ!

Это было сказано за год до путча 19 августа 1991 года.

Не за такими ли тайнами приходили к ней дипломаты и генералы?

Но меня эти сложности, как говорится, не доставали. Обычно я лишь скромно выпивала с Марой из маленьких рюмочек и мирно советовала ей, пока не поздно, уехать в Париж «к сестры».

— Не дождешься! — усмехалась Мара.

Зато она «дождалась»!

Когда я рассказала ей про наезд на Митю, Мара лишь усмехнулась:

— Не бзди! С меня начнут!

И оказалась права.

Ее отчаянная, уже слегка засохшая красота и бесстрашие — вот что запомнилось.

Тот страшный день начался... с вечера накануне. Мы с Митей собирались к Маре на ее день рождения. Так не хотелось туда идти, но что делать? Вдруг раздался звонок в дверь. Проклятье! Одно дело — испытывать муки самому, но вдвойне тяжело, когда на них кто-то смотрит!

— Кого черт принес?

Митя пошел открывать и вернулся, усмехаясь.

— Кто?

— Там какой-то... тибетствующий монах! — в отчаянии проговорил Митя, хотя, конечно, узнал этого «тибетствующего монаха».

Медленно вошел Гуня. Выглядел он теперь, конечно, гораздо значительней, или, как выражаются, репрезентативней Мити: сияющий лысый череп, отражающий лампочки, пронзительный взгляд черных глаз, тяжелый подбородок. Сегодня он был завернут в серо-бурую тогу.