Читать «Евангелие от атеиста» онлайн - страница 117

Питер Богоссян

Вопрос 2: Существуют ли люди, неверно интерпретирующие реальность? Второй вопрос переходит от возможности неверной интерпретации реальности к факту, что такие люди существуют.

На этой стадии важно, чтобы вы не приводили примеры – пусть студенты делают это сами. Печально, но факт: студенты больше доверяют примерам других студентов, чем примерам преподавателя. Эта стадия занимает обычно больше всего времени; я трачу от пяти до семи минут, стараясь активно задействовать как можно больше студентов.

Бывают студенты (обычно они специализируются по антропологии – дисциплине, сильно погрязшей в релятивистской догме), для которых это проблематично. В таких случаях я спрашиваю, существует ли что-либо познаваемое, и прошу предоставить примеры вещей познаваемых и непознаваемых. Тавтологий, характерных для математики и лингвистики («Холостяк – это неженатый мужчина»), обычно достаточно, чтобы студенты согласились с наличием познаваемых вещей. Если это не сработало, я привожу в пример факт: сейчас мы беседуем, и если они не соглашаются, значит, на каком-то уровне они понимают, о чем я говорю, а это в свою очередь означает, что некоторые вещи являются познаваемыми. Обычно это позволяет перевести на следующую стадию и к следующему набору вопросов даже самых упорных релятивистов.

Вопросы 3, 4 и утверждение 5: Если кто-либо хочет познать реальность, то всякий ли способ хорош? Есть ли плохие способы? Если так, то это должно означать, что одни способы лучше других. Теперь я привожу собственные примеры.

Я избегаю дискутировать о вере. Если всплывает эта тема, я говорю: «Мы обсудим это позже. Сейчас давайте найдем ненадежные способы, по поводу которых мы будем единодушны». Я привожу в пример откровенно ненадежные способы, например подбрасывание монеты или принесение в жертву козла. Очень просто заставить студентов согласиться, что подбрасывание монеты – это зыбкая основа для принятия решений: орел – я буду учиться на математическом факультете, решка – пойду учиться танцам. Я побуждают студентов привести свои примеры таких способов.

Я перехожу к следующему этапу вопросов, приводя утвердительное высказывание: «Итак, если некоторые способы плохие, например подбрасывание монеты, это означает, что на них нельзя положиться. Но если есть плохие способы, это должно означать, что есть и хорошие. Под “хорошими” я понимаю надежные. Так как “плохой” – это относительное слово, нет смысла говорить о плохом способе, если не существует хорошего способа, не так ли?»

Если студенты выражают сомнение в том, что «плохой» – это относительное слово, я обсуждаю другие относительные слова, например «глупый» или «вкусный». Я спрашиваю: «Если кто-то считается глупым, означает ли это, что существуют люди, которые считаются умными?» Обычно этого достаточно, чтобы продвинуть дискуссию вперед. Однако в некоторых случаях студенты зависают на слове «плохой». Я объясняю, что под «плохим способом» подразумеваю такой, который уводит человека от объективной действительности. Если непонимание продолжается, я спрашиваю, в каких случаях они используют слово «плохой». Их определение обычно совпадает с тем, как я использую слово «плохой», но если нет, я использую прием Сэма Харриса и говорю, что не только не уверен в том, как они используют слово «плохой», но даже думаю, что они сами не знают, как они используют это слово. После краткой дискуссии о слове «плохой» я перехожу на следующую стадию с вопросами 6 и 7.