Читать «Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская)» онлайн - страница 41

Гётевская истина ради культуры, къ которой она ведетъ, много культурнѣе Эмерсонской «чистой» истины. Всѣмъ писателямъ было бы несравненно легче писать по-шекспировски, чѣмъ стараться творитъ самостоятельно. Если бы мы въ наши дни могли, не стѣсняясь, брать то, что уже написано и передумано другими, напримѣръ, Гёте, и послѣдовать примѣру Шекспира, то тогда даже Уитмановскій «Шапошникъ» могъ бы ежегодно сочинять по парѣ Фаустовъ, — но это нисколько не доказывало бы, что подобный поэтъ могъ бы дорасти хотя бы до колѣнъ Шекспира. Но моральный Эмерсонъ ни однимъ словомъ не критикуетъ нѣсколько устарѣлаго обращенія Шекспира съ чужой литературной собственностью, наоборотъ, онъ философски замѣчаетъ, что вся оригинальность относительна, что доказывается самой Библіей.

Но зато Эмерсонъ находитъ нужнымъ разсуждать о неотносящейся къ литературѣ уличной жизни автора, о Шекспирѣ, какъ о человѣкѣ. Это также свидѣтельствуетъ о характерѣ критическихъ способностей Эмерсона, объ его недостаткѣ психологической чуткости. Какое дѣло критику до того, какъ писатель проводитъ свои дни и свои ночи, онъ можетъ интересоваться этимъ лишь постольку, поскольку это отразилось на это творчествѣ.

Вопросъ заключается въ слѣдующемъ: повредилъ ли творчеству Шекспира его легкомысленный образъ жизни? Испортилъ ли онъ его произведенія? Ослабилъ ли его чувства и творческую силу? Вопросы эти болѣе чѣмъ излишни. Именно благодаря той жизни, которую не допускаютъ Эмерсонъ и бостонскіе эстетики, Шекспиръ пріобрѣлъ тѣ большія познанія и ту глубокую правдивость, передъ которыми мы ежедневно изумляемся и за которыя считаемъ Шекспира великимъ аналитикомъ чувствъ, понимающимъ всякую страсть, всякій грѣхъ, всякое наслажденіе.

Шекспиръ пріобрѣлъ это интимное познаніе всѣхъ человѣческихъ пороковъ и заблужденій, безъ котораго его сочиненія не имѣли бы той цѣны, а его искусство было бы гораздо ниже, — именно, благодаря той жизни, которую велъ бросаясь во всѣ случайности ея и изучая на опытѣ всѣ ступени не только съ чувствомъ, но и со страстью и бѣшенствомъ. Но Эмерсонъ совершенно отказывается понять это. Онъ ни единымъ словомъ не обмолвился о необходимости, или хотя бы о пользѣ его личныхъ жизненныхъ переживаній. Его психологическій взглядъ не идетъ дальше наименѣе человѣческаго въ человѣкѣ, т.-е. морали. Для чего существуетъ только добродѣтель.

На этомъ основаніи онъ осуждаетъ Шекспира за его грѣховную жизнь. Shakespeare Society (Шекспировское Общество) выяснило, говоритъ онъ, «что Шекспиръ принималъ участіе и устраивалъ увеселенія. Этотъ фактъ унижаетъ его. Я не могу этому радоваться. Другіе замѣчательные люди вели такую жизнь, которая такъ или иначе гармонировала съ ихъ образомъ мыслей, но въ немь мы видимъ полную противоположность. Если бы онъ не былъ такъ великъ, если бы его можно было бы мѣрить мѣркою обыкновенныхъ великихъ писателей, напримѣръ, Бэкона, Мильтона, Тассо, Сервантеса, то мы оставили бы этотъ фактъ въ туманѣ человѣческой судьбы. Но вѣдь Шекспиръ человѣкъ изъ человѣковъ. Онъ далъ великія и новыя, никогда до него не существовавшія основанія человѣческому духу. Онъ дальше водрузилъ знамя человѣчества среди хаоса. И такой человѣкъ не оказался мудрымъ относительно самого себя. Міровая исторія будетъ говорить о томъ, что величайшій писатель велъ низкую и суетную жизнь и употреблялъ свой геній на забаву толпы» (Representative men, стр. 135). На эти слова слѣдуетъ обратить вниманіе, они ярко характеризуютъ разсужденія Эмерсона и его манеру писать. У него встрѣчается безчисленное количество аналогичныхъ мѣстъ. На каждой страницѣ попадаются подобныя поразительныя и интересныя безсмыслицы. Во-первыхъ, онъ не можетъ восхищаться тѣмъ, что Шекспиръ «веселъ». Эмерсонъ никакимъ образомъ не можетъ радоваться этому, это для него «прискорбный фактъ». И въ той же самой книгѣ, въ которой онъ разбираетъ Наполеона и Гёте, онъ произноситъ замѣчательное изреченіе, — что другіе великіе люди старались согласовать свой образъ жизни съ «своей мыслью», но, къ сожалѣнію, Шекспиръ поступалъ иначе.