Читать «Дурочки кусочек» онлайн

Илга Понорницкая

Дурочки кусочек

На одной площадке с Тоськой жила девочка-даун. Она подкарауливала Тоську у дверей, бросалась к ней навстречу и тыкала ей в лицо, в шею и в живот острыми кулачками, повторяя: «Ту-ту-ту-ту!»

Девочке-дауну родители разрешали гулять во дворе. Она брала Тоську за руку, и вдвоем они спускались по ступенькам, девочка-даун не переставала щебетать.

Во дворе она любила забраться в самую гущу, в толпу играющих детей, и там стоять так, чтобы все налетали на нее. И каждому, толкнувшему ее невзначай, она заглядывала в лицо и улыбалась. Если детям случалось раскричаться сверх всякой меры, то и она кричала за компанию что-то невнятное что было сил, и хлопала в ладошки, и от полноты охватывавших ее чувств даже подпрыгивала на месте. И когда ее случайно сбивали с ног, она не плакала, а только озадаченно говорила, поднимаясь: «Ту-ту-ту-ту-ту». Больше она ничего не умела говорить.

Потом девочка-даун умерла, и все ходили посмотреть на нее, как она лежит, не шевелясь, не замечая никого. И Тоська сходила к ней за день 19 раз, и это получалось — больше всех. Ей всех удобней — только пройди через площадку.

Дверь в квартире у соседей целый день не закрывалась, и вдобавок ее еще подперли стулом. На девочке-дауне было китайское платье с воланами по подолу, у нее были чистые пальчики, и в них она осторожно держала китайскую розовую свечку в виде вазы. У Тоськи дома точно такая же китайская свеча стояла в серванте за стеклом. Может, их матери-соседки вместе покупали чудо-свечки в универмаге. Тоське не разрешали трогать свечку. Да и вообще, ей было запрещено отодвигать стекло серванта. Два или три раза она просила свечку-вазу подержать — «ну, только посмотреть», но мама говорила: «Разве тебе можно дать что-то из серванта? Хочешь посмотреть — смотри глазами. Руки-грабли».

Девочка-даун в отличие от Тоськи заполучила вазу, и эту вазу ей даже зажгли — мечтала ли она когда-нибудь об этом? Сквозь полупрозрачный воск внутри светился огонек. Тоська хотела спросить, не горячо ли ей держать, но не спросила, вспомнив, что девочка-даун все равно не сможет ничего сказать в ответ кроме своего «ту-ту-ту-ту».

Тоська протянула к вазе руку, чтобы самой узнать, не горячо ли, тут же получила от кого-то из взрослых по руке, и кто-то сказал над головой «Ишь ты, хватает! Руки-грабли…»

Тоська уже знала, что взрослые дают подержать свои вещи только тем, кого они больше всех любят. Тех, кого любят — очень мало. И девочка-даун стала теперь похожа на тех, кого все любят. На тех девочек, которые, как мама говорит, никогда не согласятся с тобой дружить, если заметят, что ты ходишь в чем-то грязном — хоть одно пятнышко на платье, это все равно считается, что — грязь. Или что ты, придя с прогулки, не помыла руки. Или они вдруг узнают, что ты забыла дома носовой платок — то уже все, тебе их дружбы не видать. Хотя для Тоськи, например, была бы большая честь, если бы среди ее приятельниц вдруг появилась такая девочка-аккуратистка. Она бы стала хорошо влиять на Тоську, и Тоська, моет, стала бы лучше, чем сейчас. Тоськина мама была бы тогда очень, очень рада. Вообще, будь у нее вместо Тоськи такая дочь, вся ее жизнь шла бы иначе. Такие девочки для своих мам — как ясное солнышко. И Тоська даже не знает, как ей далеко до них.