Читать «Дурак» онлайн - страница 98
Дарья Андреевна Беляева
Я касаюсь губами ее соска, когда она говорит:
— Знаешь, я не могу сказать, что хорошо его знаю.
Ее голос кажется мне незнакомым, я уже не думал, что она когда-нибудь еще скажет мне хоть слово.
— Но однажды, когда мы лежали, так же как сейчас, он рассказал мне кое-что. Он ведь только на треть нормальный. Он мне говорил, что у него нет представления о том, что мир стабилен.
Она говорит нарочито отстраненно, как будто лекцию читает, но голос ее чуть подрагивает.
— Он говорил, что все распадается и дробится, когда он на это не смотрит. Камеры ему нужны не только потому, что он боится, что его убьют, хотя и этого тоже. Он считает, что только он контролирует пространство вокруг, людей, время, все. В этом его беда, и его величие. Представляешь, Марциан, такая жуткая и жалкая фантазия человека, который не понимает, что мир не разрушается, когда он выходит из комнаты. Но именно поэтому, милый, он считал, что ответственен за все, что происходит с его миром. И он правда хотел изменить его к лучшему. Он знал, что только он это может, и не мог смотреть на то, как другие страдают из-за него.
— Ты полюбила его за это? — спрашиваю я.
— Тогда — нет. Тогда все было совсем по-другому. Я и тебя тогда еще не знала, хотя ты уже был. Но я зауважала его, хотя он и напугал меня, и насмешил. Чувства у меня были очень сложные.
Она ловит мою руку, и мы сцепляем пальцы.
— Ты очень похож на него не только внешне. Если ты не сделаешь того, что, по-твоему, должен, ты не сможешь жить. Отправляйся туда, если ты не можешь по-другому.
Глава 9
Я чувствую себя, будто пьяный и не могу ее видеть, и люблю ее невозможно. Она уходит молча, сжав напоследок мою руку, как будто я ребенок. А я остаюсь в храме, сидеть на полу и смотреть на ее прекрасного бога.
У каждой семьи принцепсов есть свой храм с такой же статуей, где вместо сердца императора — сердца предков семьи, а взамен — вечная молодость и долгая жизнь, дар их бога, дар его слез.
Но глаза маминого бога сухие, он отвернулся от нее, ему ее не жалко. Только сейчас я замечаю у ног статуи железную маску. Она изображает неизвестного мне зверя, скорее просто хищника, чем какое-то конкретное существо — железные зубы, вытянутая морда, большие, с острыми уголками глаза.
Я прежде никогда не рассматривал маминого бога подробно. И меня удивляет, что кому-то столько прекрасному может понадобиться скрывать лицо за такой уродливой маской.
Теперь в саду совершенно темно, и оттого что луна скрылась за облаками, он кажется таинственным, а все его населяющее почти уродливо искажено разросшимися тенями. Меня охватывает тоска, я ужасно хочу, чтобы солнце встало прямо сейчас, и оттого, что это невозможно мне становится еще хуже.
Начинается дождь, и я смотрю в небо. Мне представляется, как звонит Юстиниан и объясняет мне, что со мной происходит — в этом он гораздо лучше меня. Скорее всего Юстиниан назвал бы мое состояние посткоитальной тоской или сказал бы, что по крайней мере я — Эдип, и теперь могу следовать своей судьбе.