Читать «Дунай в огне. Прага зовет (Роман)» онлайн - страница 33

— А как перевести им дервиш? — перебил Демжая Павло.

— Да как — переведи, чтоб поняли, — мудрый старик, нищий — скиталец, — пояснил Гареев, и снова продолжал рассказ. — Возраста, сказывают, не имел: вечно жил. Раз в незапамятные времена шел он по улицам многолюдного города и спросил прохожего, давно ли город основан. — Давно, — ответил ему прохожий, — давно, с тех пор, как люди живут на земле. — Лет через пятьсот Кидца снова забрел в те места. Видит, степь кругом и не следа от людского поселения. — Кем же разрушен город? — спросил он пастуха. — Да здесь всегда была степь! — сказал удивленный пастух. Еще с полтысячи лет прошло, и Кидца опять в тех местах оказался. А уж там беспокойное море синело, и на его берегу рыбаки сети снаряжали. Он и спросил их, давно ли пришло сюда море. — Да разве ходит море! — рассмеялись рыбаки. — Море всегда здесь было.

— А ведь верно сказано, — встрепенулся старый мадьяр, — коротка наша жизнь.

— Может, тогда и верно было, а теперь нет, — возразил Демжай. — У нас вон пески были, а провели воду — хлопок, сады кругом. А все помнят — в три года сделали. Волгу на Москву повернули. Где она текла! Захотели — через Москву пошла. Беломорский канал какой построили. Ай-я-яй! Если б не война — теперь уж и Дон бы с Волгой породнили. А ты говоришь, жизнь коротка. Дерзай только.

— Горе мешает, горе, сынок, — вздохнул Ференчик.

— За счастье бороться надо, тогда и горю конец.

— А пойди, найди его, счастье, — раздумчиво продолжал старый мадьяр. — У нас так сказывают: родились у старухи Жизни две дочери: Счастье и Горе. И хоть близнецы они, отличка друг от друга большая. Одна добра и, как ясный день, пригожа, а другая зла и, как ночь, черна. Выросли дочери — пустила их мать по свету на людей посмотреть, себя показать. Много стран исходили сестры, много морей переплыли, леса и горы прошли, пока не вышли на венгерскую землю. Идут — на людей посматривают. Счастье взглянет на кого, тот, как ясный день, расцветет, сил набирается, в жизни всякую удачу имеет. А Горе взглянет на кого, тот темнее ночи становится, силы и здоровье теряет, в жизни ему неудачи только. Пройдет Счастье — там смех и веселье, жизнь ключом. Куда Горе ступит, — там голод и смерть, мор с болезнями.

Узнали люди про сестер, пуще прежнего Счастье привечать стали, а от Горя хорониться начали. Счастье в дом пускают, за стол усаживают, а перед Горем двери с окнами на замок. Горе и возненавидела сестру. Ночью связала ее и живою закопала в землю. Закопала и ослепла разом: ее родная мать прокляла. И бродит с тех пор Горе по венгерской земле, смерть и болезни сеет, голод и нужду на людей накликает. А люди ищут-поищут — не могут найти счастья: не знают, где закопано.

— Ээ… старик, и искать не надо, — перебил Миклоша Акрам Закиров. — У этой сказки и другой конец есть.

— Какой другой?

— А вот какой: поймать Горе, в землю закопать, и конец ему. Тогда и Счастью легче на свет выбраться. Ясно?

— Добрый конец, ой добрый.

— Вот теперь и давай Горе закапывать, чем можем, поможем. У себя мы так и сделали.