Читать «Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало» онлайн - страница 51

Самое ужасное состоит в том, что из-за обострившейся подозрительности я теперь во всем вижу тайные каверзы, дьявольски упрятанные подвохи. Во всем – значит, в поведении окружающих и особенно в этом чертовом рассказе. Мне все кажется, что автор наполнил текст двойным смыслом, расположив за героикой насмешки, нависшие молчаливыми, но такими красноречивыми тенями над общим фоном оптимистичного пафоса.

Я решил, что для начала было бы неплохо выяснить, куда это вызывали Холмса, чтобы подтвердить это в случае чего не просто абы как, а со знающим видом. Таким, какой появляется у человека, для которого слово "Одесса" не пустой звук, а целая кладезь воспоминаний. Одесса оказалась городом, вернее, довольно большим количеством городов с таким названием, расположенных в самых разных местах. Большинство из них – в Новом Свете, а один – в России. Это показалось мне еще более зловещим. При всем желании мы теперь не сможем ответить, куда же именно вызывали Холмса, в какую именно Одессу из такого изобилия возможных.

Гораздо больших успехов я сумел добиться при выяснении личности Трепова. Оказалось, это градоначальник столицы Российской империи. Он умер два года назад своей смертью, но за десять лет до этого на него было совершено покушение. Выходило, что дело это оказалось столь запутанным, что, спустя такой долгий срок, расследование покушения, не добившись результатов, вынуждено было признать свое бессилие, и российские власти пригласили Холмса. А поскольку Трепов за это время успел умереть (причем в самом расцвете сил – он только-только разменял девятый десяток), дело о покушении превратилось в дело об убийстве. Здесь все сходилось, и я воспрял духом, но самое неприятное ожидало меня впереди. Я выяснил, что фамилия этого политического деятеля происходит от глагола "трепать". В русском языке это довольно двусмысленное слово. В перечень его значений входит и излишняя разговорчивость, если использовать данный глагол в сочетании с существительным "язык". Молоть чепуху, нести чушь, болтать пустое – вот что вскрылось, едва только я утрудил себя чуть более внимательным прочтением! Это ли не доказательство, что мистер Дойл воспринимает весьма иронично кажущиеся на первый взгляд такими значительными успехи моего друга! И сколько еще подобных намеков на шутливый, комедийный характер его произведения можно отыскать, если только вглядеться по-настоящему!

От тяжелых дум меня оторвала миссис Хадсон, принесшая мне горячего молока на ночь. Она все еще пребывает под сильным воздействием "моего рассказа", и ей все труднее удерживать себя в прежних рамках ненавязчивого присутствия поодаль. Она напрямую поинтересовалась, когда же я на деле воплощу то, на что решился в своем произведении, и не является ли упоминание об этом доказательством моей тайной мечты.

С упавшим сердцем я спросил, что она имеет в виду.

– Ну как же, доктор! – воскликнула она. – Конечно же, вашу женитьбу!

И действительно, уже в самом начале чертова рассказа присутствует недвусмысленный намек на мое семейное положение. Я пытался прочесть это место так и эдак, надеясь убедить себя, что оно предполагает свободное толкование, но в итоге был вынужден признать, что наличие слова "женитьба" в значительной мере лишает этот намек тонкости, отчего ему не достает столь желательной мне размытости смысла. Настолько, что предположить женитьбу без жены или, что моя женитьба тем не менее подразумевает более тесную жизнь с Холмсом нежели с супругой, становится весьма затруднительно. Упомянутые "собственный дом", "безоблачное счастье", "семейные интересы" не оставляют сомнений в том, что я чувствую себя прекрасно вдали от Холмса, погруженный в пресную, лишенную опасных приключений идиллию. Это ли не издевательство?! Видите ли, я иногда захожу в гости! Когда мне нечем заняться, от скуки я притаскиваюсь к Холмсу, по сути навязывая ему свое общество. Уже за один только этот мой нелепый образ автор заслуживает крепкого тумака, только где ж его искать?