Читать «Друг мой море (Рассказы)» онлайн - страница 33

— Ты, Валентин, человек осторожный. — Это уже Котов. — Может, осторожность тебя и украшает. Только Демина ты не осуждай.

— Что ж, по-твоему, каждый из нас имеет право на ошибку?

— Ошибка ошибке рознь. Если человек хотел сделать лучше для других, о праве тогда нечего и спрашивать.

— Можно подумать, что Демин боевое задание выполнял. На показуху он сработал, вот что!

— Да, учебная задача не боевое задание, но Демин по-иному рассуждал. Ко всему прочему. Мишка оказался храбрым человеком.

— Кому нужна такая храбрость? Нелепость какая-то! — Ермолаев явно вспылил, но, видимо, объяснить сразу толково, почему нелепость, не смог, многозначительно заключил: — Еще посмотрим, кто прав, кто виноват...

Дальше я не мог слушать этот разговор, и мне захотелось посмотреть, что творится наверху. Я натянул на плечи штормовую куртку и шагнул к двери, прошел через отсек и поднялся по крутому трапу на мостик. В рубке под козырьком, мигая глазком сигареты, стоял вахтенный офицер, на сигнальном мостике маячила фигура сигнальщика.

Я стал в сторонке. Молнии раскалывали небо, сверкали яркими зарницами среди отчетливо видных полос дождя. Они освещали весь горизонт на востоке. В их свете была видна огромная туча, косо вздыбившаяся и закрывшая полнеба. Над морем выл ветер, срывал гребни волн и дробил их на колючие брызги. В этом чудовищном по масштабам, неповторимом спектакле тьмы и света широко и надменно хозяйничала гроза. Ее грохот и неистовство показались мне нелепыми, бессмысленными. И во мне вспыхнула с большей, чем прежде, силой мучительная внутренняя борьба. Сознание мое снова как бы раздвоилось, и обе стороны никак не могли примириться. Я понимал, что победа одной стороны означала бы поражение другой. А ведь та, вторая, — это же я...

В команде о моем поступке толкуют по-разному: некоторые моряки чуть ли не героем считают, другие осуждают, лихачом безрассудным называют. Я не разделяю мнение первых и, конечно, героем себя не считаю. Хотя в одном уверен: поступи я иначе, многие упрекали бы, что струсил, мол, нервишки не выдержали.

Не могу согласиться и с теми, кто меня осуждает. Дело тут вовсе не в крайностях суждений — правильно поступил или неправильно, — хотя сам себе я задаю такой вопрос: стоило ли рисковать? Меня мучает сознание своей неспособности открывать в людях невидимое благородство и порой не замечать дурное в себе. Вот почему душу разрывают самые противоречивые чувства: угрызения совести, раскаяние, неуемная жалость к собственному «я». Такого состояния, как в эти последние дни, я никогда еще не испытывал.

Да, я виноват в том, что матроса Шабанова сегодня нет среди нас на корабле. Позавчера его в тяжелом состоянии отправили на берег, поместили в барокамеру, прежде чем положить в госпиталь. В ней он находился не менее суток. Вместе с Юрием Шабановым сидел и наш корабельный доктор. Так положено.

Доктор еще не вернулся на лодку. А я очень хочу, чтобы он скорее вернулся. Я примерно представляю исход Юриной кессонной болезни. Известна глубина, на какой была лодка, когда мы выходили через торпедный аппарат и когда Шабанов выскочил пробкой на поверхность раньше контрольного времени. У меня есть основание верить в то, что он выздоровеет и вернется на лодку. Но хочется услышать об этом именно от нашего доктора. И непременно сейчас.