Читать «Дрожащий мост» онлайн - страница 23

За столом Лилия жгла меня глазами. Неприязнь ее превратилась в почти осязаемый сгусток энергии. Я вдруг вспомнил о том, как дрожит мост. Так же дрожала сейчас вся комната: выпуклые фарфоровые чашки, картинки с африканской саванной на стенах, стертые паркетные доски, стол и стулья. Матушка ее раскладывала на тарелки песочный пирог, и крошки сыпались на скатерть. Лилия разливала чай. Я только сейчас увидел, что у нее обгрызенные в кровь ногти.

— Где же вы учитесь? — спрашивала меня ее матушка. — А куда хотите поступать?

Я отвечал ей практически то же самое, что обычно говорил щепкообразной надзирательнице из кризисного центра. Даже про Мировой океан. Она задумчиво помешивала сахар в чашке пухлой рукой, унизанной кольцами. Лилия молчала. Не хотелось даже смотреть на нее. Перед глазами стояла презрительная усмешка.

Матушка ее неожиданно прониклась ко мне доверием. Видимо, загрязнение Мирового океана проняло ее. Она деликатно смолчала по поводу нашего взмыленного вида и лужи в ванной, в которую наступила, когда мыла руки. Советовала что-то, какие-то учебники для поступления. Она оказалась лаборантом в технологическом институте. А отец Лилии — профессором, не игрушки.

— Вали ты уже, — прошипела мне профессорская дочь, улучив момент.

Матушка ее мне понравилась, серьезно. Хорошая женщина. Жаль, что дочка — сломанная механическая кукла. Я второй раз обувался в прихожей, где со стены пялился Сальвадор Дали в лихо закрученных троллейбусных усах. Матушка с Лилией стояли рядом и улыбались. Старшая — намного искренней.

— Может быть, вы с нами за город? Лилечка вам не сказала, что в эту субботу мы устраиваем прощание с дачей? — придумала вдруг ее мать и внезапно воодушевилась. — Вы не представляете, как там хорошо в конце сентября, когда не нужно ничего поливать, полоть, убирать, — она засмеялась. — Вот для чего нужна дача — ворошить листья на дорожках да петь у костра!

— Созвонимся, — прошипела Лилия, открывая мне двери.

Прошел дождь, и у меня зуб на зуб не попадал. На остановке сумрачно мелькали силуэты. Прятались в воротники, торопились в желтое тепло автобуса. Никому из них не было дела до перемены, что произошла во мне. Странно, но мне тоже не было дела. Можно ли в таком случае считать, что я стал мужчиной? Ну и глупая заварушка. Ощущение напоминало то, с каким я развеивал прах Карповича. Как будто все должно было быть иначе, более серьезно, торжественно и с другим человеком.

Мне вдруг стало так безразлично все случившееся, словно дождь смыл последние часы жизни, всю эту нелепую, короткую возню на диване, акварельно-розовую ванную, крошки пирога на скатерти. Домой я вернулся спокойным. Тронул рыбок над столом, и они, задевая друг друга, спели мне песню. Вообще-то, они были ненасытными, мои рыбки с хищно заостренными крючками. Засыпая, я подумал о Сто пятой, о ее гладкой коже — как мрамор, но теплой. Честно говоря, я думал о ней, когда Лилия вытаскивала из памяти все эти песчинки на губах и запах мускуса. Не знаю почему. Сто пятая была совсем не в моем вкусе.