Читать «Дочери Евы» онлайн - страница 86

Что у женщин этих не бывает, просто не может быть обязательной послеобеденной отрыжки и изжоги, а еще длительных болезненных месячных.

Догадывался ли он о том, что впадина женского затылка гораздо чувствительней и обольстительней раскинутых женских ног, пугающе темного провала между ними. И хрупкие запястья, и золотистые локоны, обвивающие пальцы тугими кольцами – куда более крепкими, чем те, скрепляющие узы брака.

Иногда, впрочем, смутные мысли и желания посещали Моисееву голову. И тогда взгляд его застывал в проеме окна, но дорога за окном вела на рынок, за которым располагалась пожарная часть и непременная каланча, а за каланчой расступались приземистые деревья и домишки, безмятежные, как, впрочем, все, что его окружало – Берта была ему как сестра, хотя сам господь определил ее Моисею в жены, и Моисей послушно и безропотно любил ее, как любят все близкое.

Ему необходимо было знать, что Берта рядом, что она сыта и довольна, и руки ее заняты каким-нибудь ленивым рукоделием или стряпней, а если у нее задиралась ночная сорочка, Моисей опускал глаза, потому что не должен муж видеть бесстыдной женской плоти.

Тяжело дыша, она раздвигала ноги и оплетала его поясницу, выдыхая в шею тепло Евиного дома, – ну, Моисей, ну, – но энтузиазма ее хватало ненадолго – опадали колени, грудь, а сытный ужин давил в подреберье? и смыкал глаза – спать, спать, спать.

Там, в безымянных снах, отцветали лиловые вечера, зажигались огни, и женские голоса струились, таяли, таИли – нечто такое, отчего Моисеево семя исторгалось каким-то необыкновенным способом, и пробуждение его было постыдным.

Берта безропотно замывала постельное белье и, затаив дыхание, выслушивала долгие женские беседы о том, что случается между мужчинами и женщинами и от чего рождаются всегда желанные дети.

Моисей часто задумывался о том, как странно устроены женские тела, как сдвигаются и расходятся бедра, какие причудливые фигуры и углы образуют они.

Стыдным и непорядочным казалось то, что вытворял он мысленно с чужими женами, неизвестно с чьими женами и дочерьми, какого-то иного племени. Это были чужие женщины, пугающе прекрасные в своей таинственной наготе и совершенно непохожие на тех женщин, которых довелось познать ему.

Это не относилось к области чувств, вовсе нет. Скорее, к области чуда, тайны, которую переплетчик Моше носил в себе.

Ремесло переплетчика требовало ловкости рук и сноровки, а голова оставалась свободной.

Небольшая пристройка за сараем казалась надежным укрытием для Моисеевой тайны.

«Не возжелай чужого, ни жены, ни имущества его».

Моисей не желал. Желания были далеки от его костлявого вытянутого тела, тощего выпирающего кадыка, покрытого колючей щетиной. Он не желал чужого. Знай, работал себе, а мысли бродили вдалеке от этих мест.

В местах этих чарующая музыка услаждала слух, а стыдные фигуры вытворяли черт знает что, и замирали, когда отворялась дверь и входила Берта, внося накрытый салфеткой обед.