Читать «Дочери Евы» онлайн - страница 111

Сердито отвернувшись, но все же кокетливо поправив выбившуюся из-под платка прядку – чистый шелк, Франечка, чистый шелк – гребешок легко проходил сквозь тонкие волосы, темно-русые, а в Оськиных пальцах и вовсе золотые, потрескивающие, освобожденные от гребней и невидимок, – у состава трое военных – а скажите, хлопчики, – да так и застыла с чайником в руке – знакомая улыбка со вздернутой верхней губой над ровным рядом зубов, вот тут уж точно – в последний раз уткнулась ртом и носом куда-то в ямку между голубеющей колючей скулой и ключицей.

***

После трех лет скитаний город оказался невыразимо прекрасным и страшным – черные провалы окон, грязно-желтые стены, могильная сырость подвалов, и опустевший дом, и кинувшаяся ей в ноги нетрезвая Паша, – а ваших всех, Франечка, всех, там они, в Яме? – и чужие лица, вместо старой Эльки, скандальной Фаины и протезиста Шульмана, вместо Давида-большого и Давидика-маленького, чужие люди – Пашина племянница с мужем и детьми, за столом, накрытом их скатертью, тяжелой, льняной, и часы c кукушкой в прихожей, и плетеное кресло, а запах незнакомый – густого супа с пшеном и кислого хлеба, – Франя опустила девочку на пол, в крайней комнате никого, семеня и виновато улыбаясь, Паша провела в дальнюю комнату без окон – там, и вправду, кровать была и картинка, криво висящая на гвозде, а в углу – серая кошка, худая, со свалявшейся шерсткой, выгнула спинку, но уже через минуту сладостно заурчала под детской ладонью.

Стянув платок с головы, вдыхала аромат майского меда и полыни – прядка русых волос падала на глаза, стакан сладкой газировки с клубничным сиропом – на углу Константиновской и Верхнего Вала, под праздничный звон трамваев на Почтовой – Андреевский спуск – Контрактовая – Межигорская… Франя шла по городу в единственном приличном платье с белым воротничком и такими вставочками на груди, и кармашком – город был тих и светел, и жизнь начиналась заново, только без Оси, а самой нет и двадцати пяти, и ямочка на щеке, и легкий смех – грустить Франя долго не умела, а танцевать любила, – ну, точно малахольная, – Фрида Моисеевна, поднатужившись, ставила выварку на плиту и суп помешивала в кастрюле, а от Оси только и осталось что карточка, и странно мальчишеское лицо глядело с нее, а карточка лежала в альбоме, а альбом в нижнем ящичке комода, в шифлодике, а на Фроловской, недалеко от монастыря продавали букетики ландышей, и на четвертой обувной фабрике был такой Яша, с рыжим лицом пересмешника, для всех Яков Григорьевич, мастер, а для Франечки – просто Яша.