Читать «Дом последнего дня» онлайн - страница 21
Заза Ревазович Двалишвили
– Город – это рассадник цивилизации.
– А вы что, против цивилизации и культуры?
– Причем тут культура? – в недоумении пожал плечами Руслан, – я ведь говорю о цивилизации, а не о культуре.
– А разве есть разница?
Руслан сощурил единственный глаз и задумался. Он молчал некоторое время, а потом медленно заговорил:
– Знаешь, цивилизация… она борется с преступником, изолируя его от общества, а культура ищет в этом преступнике человека. Первая видит в тебе потребителя, и только, а для второй важна твоя душа. Но самое главное: цивилизация ориентируется на настоящее, а культура – на вечность.
– Следуя твоей логике, получается, что цивилизация ориентирована на жизнь, а культура – на вечность, то есть, на смерть, так что ли?
– Да, для культуры главное – покойник, – тихо произнес Руслан, и от этих слов Ираклию стало не по себе, а чеченец тем временем продолжал свою мысль: – Что такое живой человек? Тебя нету, потом ты рождаешься, живешь, умираешь, и тебя опять нету. И до рождения человека, и после его смерти лежит целая вечность, по сравнению с которой жизнь – всего лишь маленький эпизод. Так что тогда важнее и значительнее?
Где-то далеко послышался волчий вой, за ним другой, третий. Руслан умолк и замер, а на лице его отразилась страдальческая гримаса.
– Это оттуда, смотри, как воют.
– Откуда оттуда? – ничего не понимая, переспросил Ираклий.
– После начала чеченской войны в этих лесах стало полным-полно волков. Они тоже сбежали от войны, перешли границу и теперь от тоски на луну воют, небось, скучают по родине. Звери, они все понимают. Ведь там, за горами, моя родина, и хоть до нее рукой подать, возвращаться мне туда нельзя. Никогда я не увижу свой дом. Знаешь, иногда так плохо на душе, что самому выть хочется. Здесь хорошо, нет войны и смерти, но мой дом там. Иногда даже завидую этим четвероногим: кончится война, и они вернутся назад, а я останусь здесь, один и навсегда. Этот вой для меня как колыбельная, как напоминание о родине. – Руслан встал, взял автомат и направился к двери. – Пойду посмотрю, чего они так встревожились. А вы не скучайте, скоро вернусь, – он затворил за собой двери и скрылся в темноте.
– Жалко папу, – неожиданно заговорила Саида, когда они с Ираклием остались одни. – Он часто вот так уходит, стараясь поближе подкрасться к волкам, но те издали чуют человека и сторонятся его. Иногда в ясную погоду, когда нет тумана, папа поднимается на самую высокую вершину, откуда в бинокль можно увидеть границу, а за ней – Чечню. И тогда он часами смотрит туда, не отрывая глаз от бинокля.
– Тебе жалко отца?
– Конечно. Я бы на его месте так не мучилась. Зачем нам Чечня, там война, смерть, кровь, а здесь хорошо и обо всем забываешь.
– А почему тебе здесь хорошо, Саида?
– Здесь нет неба.
– Нет неба? – не понял Ираклий.
– Счастье – это когда нет неба, по которому летают самолеты и бросают бомбы. В Чечне есть небо, и люди там несчастны.
Ираклий невольно посмотрел в окно. Действительно, за широкими ветвями деревьев при тусклом свете луны неба совсем не было видно, и царившая кругом ночь казалась вечной. Странно было все это, ведь уже давно пора наступить рассвету.