Читать «Дом на Малой Бронной» онлайн - страница 148

Ольга Владимировна Покровская

– Проходи в автобус, – произнес он, не глядя на меня, и, выхватив из кармана заигравший мобильник, сказал в трубку: – Алло. Да, Нина, ну как там? – и прошел мимо, направляясь к своему джипу.

И в то же мгновение внутри меня поселилась тупая ноющая боль. Она гнездилась где-то в животе, не слишком сильная, скорее противная, с ней вполне можно было действовать, разговаривать, даже смеяться. Но она не давала забыть о себе ни на минуту, выгрызала нутро, медленно и изматывающе, заставляла пальцы судорожно сжиматься, а сердце – пропускать удары. Она окрашивала горечью любое событие, любую встречу. Мне еще только предстояло научиться с ней жить.

Боль жила во мне все долгие часы перелета. Никто уже не балагурил, не травил анекдоты, не порывался немедленно, не сходя с места, напиться в дым. Все были мыслями уже дома, в повседневных делах и заботах, и воспринимали наше долгое возвращение как возможность не торопясь разобраться с планами на ближайшие недели. Боль пробежала вместе со мной по таким знакомым узеньким улицам старой Москвы, поднялась на каменное крыльцо, вошла в пустую квартиру, споткнулась о брошенные в прихожей туфли, ухмыльнулась забытой на диване книжке. Неужели это я трогала все эти вещи каких-то полтора месяца назад? Сейчас все казалось чужим, далеким, ненужным, как забытые осенью на даче и найденные следующим летом выгоревшие куклы когда-то в детстве. Боль заставила меня не раздергивать штор, не включать телевизора. Уложила на кровать и принялась спартанским лисенком грызть мое тело изнутри.

Я позвонила Авалову через три дня, когда сообразила, наконец, что эта не ослабевающая, лишь набирающая обороты мука должна все же иметь физическую природу. Никакие душевные страдания, какими бы сильными и безнадежными они ни были, все же не валят человека с ног, выкручивая суставы ледяным ознобом. Я позвонила ему не потому, что все еще верила в его любовь, ответственность за того, кого приручил, и прочую высокопарную болтовню. Просто в последние полгода он был для меня самым близким человеком, и я инстинктивно пыталась найти в нем защиту. Я доползла до телефона и простонала в трубку:

– Приезжай, пожалуйста! Мне очень плохо. Я заболела…

– Извини, дружок, сейчас никак не могу, – отозвался он возбужденно и весело.

Где-то там фоном звенели бокалы, слышалось радостное гудение множества голосов.

– Мы тут отмечаем, моя дочь вчера родила. У меня теперь внук, представляешь, какой я старый? – он хохотнул. – Ты там не хандри и давай поправляйся.

И тогда я сказала:

– Я тебя ненавижу! Я знаю, ты сдохнешь один, в пустой квартире, никому не нужный, забытый. Будь ты проклят.

– Ты с ума сошла? Вот дура-то! – отозвался он почти ласково и повесил трубку.

Я сказала «ненавижу». Я знала на ощупь все его тело, каждую косточку, каждый шрам. Я помнила, как он смешно морщит нос, просыпаясь, как пахнут его волосы, как подрагивают пальцы, когда он проводит ладонью по моей спине, как вздрагивает его горло, когда он падает на постель, опустошенный. И пожелала ему сдохнуть. Я инстинктивно, не отдавая себе в том отчета, желавшая быть его плотью и кровью, матерью его детей, быть с ним всегда и везде, прокляла его и всю нашу такую тяжкую, такую безысходную любовь. Любовь, которой не было.