Читать «Дом 4, корпус «Б»» онлайн - страница 31

Альфонз Беднар

— Ты, моя дорогая, ты будешь моей второй, — сказал Вика. — Ты ведь вчера сама сказала, правда?

Музыка кончилась.

— Да, — ответила Люба уже за столиком.

Вика прикурил ей сигарету.

— Да, — повторила Люба, пуская дым и улыбаясь, словно ей не хотелось про это говорить, она старалась овладеть темными фиолетовыми губами, прогнать с них улыбку и через некоторое время добавила: — Не знаю.

— Вот те раз!

— Ты не должен быть в этом так уж уверен!

— Ладно, я не хотел, извини, — ответил Вика бессвязно (он порой и сам считал себя косноязычным). — Ферко завел себе друга и стал повеселее. Не бойся! Уже не увидим его одного на Смарагдовой улице, больше не будет подпирать стенку, словно все его бросили.

— Пока ничего другого он не делает.

Вика посмотрел на беспокойную руку Любы.

— Вот скоро месяц, а может, и больше ничего другого он не делает, — сказала Люба, — только стоит, подпирая ваш дом, и глядит.

— Люба, не зли меня! — возразил Вика. — На Смарагдовой улице уже порядочно времени работает компрессор, рабочие там бурят, пробивают асфальт и бетон, копают, а недавно я там услышал занятный разговор. Из ямы высунулся мужик и смотрел на расходившуюся тетку, пани Бакайову. «У меня в кухне темнота, вы всегда выключаете свет, когда я стряпаю!» — сердилась пани Бакайова. «И надолго?» — спросил мужик. «Вчера на два часа!» — «Всего-то? Ну, это не страшно. Вот установим здесь фонари дневного света, и будет его везде хватать — и в вашей кухне тоже, милостивая пани, даже в закрытых кастрюлях у вас будет светло!» Рабочие стали хохотать, а пани Бакайова разозлилась еще больше и ушла… Так я думаю, Люба, что мой Ферко, может, не очень уж и одинок, просто он любопытный и ждет не дождется этого дневного света. Знаешь, почему он околачивается на улице?

— Почему? — спросила Люба.

— Больше, чем я, любит он улицу, вот и все…

— Не понимаю!

— Он все любит больше, чем мы, — сказал Вика.

— А я люблю, — Люба отпила вина, — чтобы все оставалось как есть. Хорошо?

Вике это было неприятно, он закурил, нетерпеливо ожидая музыки.

Пианист пробежался пальцами по клавишам, другие музыканты болтали о чем-то им хорошо известном, так что разговор их состоял большей частью из смеха и словечек, не понятных никому, кроме них, а так в баре было тихо. Время от времени из этого негромкого шума выделялось словцо, фраза, изредка сталкивались две-три одновременно.

Это напоминало Вике заводскую столовую в подвале, где на кухне в большом котле варился суп. Волны супа кипят, размышлял он, выбрасывая пузырьки фраз… Люди за столиками выглядят неестественно, их бледные лица светятся в коричневом мраке над стаканами, бутылками и рюмочками, над дымящимися сигаретами; в самом деле, какие они бледные…

— Люба, — сказал он, — мой Ферко вовсе не так несчастен, как тебе кажется. Мальчик вполне самостоятельный. Сегодня, например, он смотрел телевизор, какую-то картину, один, никто ему не был нужен, сейчас время самостоятельных детей — иначе нельзя было бы жить. Самое лучшее, если бы человек становился самостоятельным уже в эмбриональном состоянии.