Читать «Долгое, долгое плавание» онлайн - страница 73

Объем сделанного им в последние годы войны огромен. Научные труды по-прежнему сочетаются с разносторонней военной и государственной деятельностью. В сорок четвертом году ему присваивается высшее воинское звание — адмирал флота. Правительство вводит его в комиссию, готовящую условия капитуляции Германии, — победа близка.

Легенда сопутствовала ему на каждом шагу. Я еще служил во флоте, когда услышал трогательную историю про черноморского матроса, будто явившегося на роликовой тележке к адмиралу флота в Главный штаб. Там, под Туапсе, он был ранен в обе ноги, оперирован в том же госпитале, что и адмирал, за ними ухаживала одна и та же красавица сестра, грузинка, ставшая женой матроса; конечно же его пропустили в штаб без пропуска, и адмирал принял его, как друга. А когда вышел проводить, то все офицеры застывали «смирно» на широкой лестнице Главного штаба и отдавали честь двум ветеранам войны — адмиралу на костылях и матросу на роликовой тележке…

В этой легенде истиной было то, что к Исакову обращались многие инвалиды войны и соратники со времен революции, и никому не было отказа, особенно если человек в беде. Истина еще в том, что, помогая, он деликатно щадил самолюбие просителя. Я прочел немало писем, где, посылая деньги, он объяснял, что детей у него нет, думали усыновить ребенка, да беда не позволила, вот он и делится излишками с теми, кто ему необыкновенно дорог.

Ходила легенда, связанная с его отказом вторично занять пост начальника Главного морского штаба, — надо ездить на флоты, а у него только одна нога. Будто ему было сказано, что лучше с одной ногой и светлой головой, чем с двумя ногами, но без головы. Он действительно был на этой должности десять месяцев, работал по восемнадцать часов в сутки, пока в 1946 году его не свалила мучительная боль. Работать в кабинете и не бывать в море он не мог, он знал, чего требует жизнь от высшего штабиста, и не желал скидок. Еще до войны он щепетильно относился к совмещению должностей в Москве, в наркомате, с должностью начальника академии в Ленинграде. Фиктивности он не терпел. А после ранения и возвращения в строй он отказывался от таких льгот, которые, по его убеждению, противоречили интересам дела. В одном из рапортов он просил освободить его от большой должности, потому что право работать дома часть недели сковывает оперативную деятельность министерства и несовместимо с государственными задачами — не каждый, к сожалению, способен на открытое признание своей физической непригодности для иного поста.

Четверть века его второй жизни удивительно выявили его многосторонний дар. Но главное — в полную меру открылся талант его характера. Да, талант характера, вобравшего огромный запас жизненной энергии и ясных воззрений на мир и обязанности человека перед обществом за годы двух революций, четырех войн и последней, самой мучительной и долгой, но и самой радостной войны с самим собой, с недугами, с природой, кажется, не уступающей ему ни пяди пораженного организма. Воли, одной воли человеку мало в этой войне, если нет внутренней насыщенности убеждениями, знаниями, культурой и потенциальных способностей ума. Необходимость выбора стояла перед ним не раз, совесть, опыт, интуиция не раз подсказывали ему верный курс. Теперь, в зрелом возрасте и на взлете фортуны, решала выбор возможность самоотдачи.