Читать «Доктрина гиперанархизма» онлайн - страница 7

Интервьюер: (Выпрямляется, слегка задирает кверху голову, резким движением которой вскидывает свисающую на глаз челку.) Вы явно забываете, что у нас с Вами интервью, а не дискуссия.

Гиперанархист: (Сурово.) Да, но все-таки извольте.

Интервьюер: (Жеманно, демонстрируя всем своим видом нежелание отвечать.) Хорошо, раз Вы настаиваете… (Гиперанархист притязательно озирается на собеседницу.) Не знаю, на ум напрашивается такая банальность: свобода — это возможность поступать согласно предписанию закона. Причем совсем не важно, каков этот закон — будь это закон государства, религии, либо же светской этики. Короче говоря, свобода — это то же, что и право выбора. Выбора между дозволенным и запрещенным.

Гиперанархист: (Утвердительно кивая головой, откидывается на спинку кресла, скрестив на груди руки.) Вот здесь как раз содержится весьма типичное замещение в понимании свободы, подмена свободы т.н. правом выбора. Свобода — одно, а право выбора — совсем другое. Право выбора вполне-таки рационально и рассудочно по своему характеру. Каждому из нас оно дано в опыте, а потому требует, что называется, трезвого (усмехается) рассуждения и холодного размышления. Свобода же, в ее истинном понимании, вне обыденного опыта. Право выбора же, которое очень часто смешивают, причем вполне неправомерно, со свободой воли, уже означает несвободу, ибо оно навязано нам извне, поэтому мы постоянно принуждены выбирать, колеблясь и мешкая. Недаром Бердяев говорил, что право выбора очень удобно для судебно-процессуального понимания жизни, где каждому воздается заведомо неотвратимое. И действительно, понимание свободы через право выбора грешит излишним юридизмом.

Интервьюер: (Озадаченно.) Это Вы сейчас сказали, насколько я поняла, в контексте свободы истинной. (Гиперанархист утвердительно кивает.) Что же, по-Вашему, она означает, если право выбора — это уже несвобода?

Гиперанархист: (Воодушевленно.) Хороший вопрос! Понимаете, старик Кант (Интервьюер принимается делать пометки в блокноте) различал два вида причинности — обусловленную и необусловленную. Обусловленную (картинно кашляет) он относил к природе, где полностью царит необходимость, т.е. несвобода. А необусловленную (поднимает вверх указательный палец правой руки) он относил к свободе. Но у Канта, видите ли, вся беда состоит в том, что свобода и необходимость как бы не соприкасаются, т.е. свобода не дана ни в каком опыте, а потому если ее и можно мыслить, то лишь как общеобязательное условие морального закона, которое не позволяет снять с человека ответственность за его деяния. Итак, даже Кант, которого я считаю величайшим мыслителем в истории всех времен, наряду с Платоном и Шопенгауэром, не удержался от того, чтобы дать свободе юридическое истолкование. К тому же, Кант понимал свободу как причинность, хотя и необусловленную, а это, на мой взгляд, в корне неверно.

Интервьюер: (Нетерпеливо, нервно жестикулируя.) Отлично, но это ведь Кант! а Ваше понимание истинной свободы каково?

Гиперанархист: Мое понимание таково, что свобода — это способность произвольно, т.е. самочинно, самостийно задавать естественную связь явлений независимо от какого бы то ни было побуждения — не важно, будь оно внешним, либо же внутренним. В принципе, здесь я ничем не расхожусь с Кантом, только если Кант полагал, что я не могу определенно знать свободу и поэтому должен в нее только верить, чтобы тем самым дать своему существованию моральное оправдание, то мое убеждение противоположно: я могу определенно знать, что свободен, а потому должен быть свободным, иначе мое существование никак нельзя оправдать, ибо, в противном случае, меня можно уподобить жалкой пылинке, которую смахнут, не глядя, вместе со всем прочим слоем пыли, что оседает на домашней мебели. Ну а если я должен верить в свободу, но не могу ее знать, чтобы создать за счет этой веры основу для морального закона, то это уже вовсе не свобода, а принуждение, т.е. рабство. Так что, с Кантом я солидарен лишь в исходных посылах, а не в конечном выводе.