Читать «Дождливые дни» онлайн - страница 24

Андрей Ханжин

Руна «ман».

Сколько же планет понадобилось сдвинуть небесным крючникам, чтобы образовать на затерянной в Млечном Пути Земле точку пересечения для двоих, обречённых на любовь! Лахеза. Антропа. Судьба.

Или это созвучия, капнувшие с пера Саади… «Гюлистон». И она — Оксана — уже заходит в подъезд и поднимается по ступенькам. Шаг, ещё шаг, ещё, ещё… Шаг. Последний. Натали говорит: «Сейчас ко мне зайдет подруга. Бывшая одноклассница. За тортами». Ксюха — это вульгарно. Знаете ли, какая фамилия должна быть у женщины поэта?!

Гончарова.

Оксана Гончарова.

Звонок.

Укол в сердце.

Эх, чёртов Пан, весёлый Бог лесов и тёплых рощ, рогатый, волосатый, козлоногий — не жаль тебе своих прекрасных бестий! Им неуютно на Земле. Они застенчивы сперва и молчаливы. И лишь в глазах у них такая пропасть… Чуть влажная и фиалковая.

Не будет лёгкости. Весна. Но всё равно — не будет ощущения полета. И не понадобится имован, чтобы сбить нарастающую тревогу, как только шасси оторвутся от выщербленного тушинского асфальта. «Оксана», — и убрала глаза. Услышь меня, великий пасечник Рудый Панько! Не лёгкости я жду и не покоя… Дважды щёлкает английский замок. Мышеловка захлопнулась, фройляйнин. Теперь ваш обречённый визави начнёт следить за каждым полужестом. «Птичье молоко». Приманка. Дефицит сгинувшей эпохи. Инфляция борьбы за выживание. Петрарка плачет в ворот Ерофеева. И все, как прежде — двое. Адам и Ева. Жизнь и быт. Натали включает радио… или это не радио и не Натали… Затесалась, чёрт. Кто это смотрит на мои татуированные руки? До головокружения влюблён! Выдумки всё. С первого взгляда влюбляются только микробы. Дьяволы принюхиваются долго. Химия. Процесс ассимиляции чувств в завывающем сердце. Она играет. Виконт, подайте астролябию! Я замерю расстояние между взорвавшимися звездами. Ах, не Виконт… Игорь, мне пора. Оксана тоже собралась в апрельский сумрак. Возможно ли дойти с ней до троллейбусной остановки… И мотыльки в кружении снежинок.

Сеанс окончен.

Всё кончено.

Она растворилась в зелёной глади жизненной трясины… Прощай, моя безумная любовь!

Я проснулся с опоясывающей головной болью под палящим полуденным крымским солнцем. Жить дальше не хотелось. С перевала мне махали руками незнакомые волосатые люди. Хиппари, что ли.

Недостаточный рай. Крым. Симеиз. Чайки кричат так, будто они только что вырвались из плена звуковых дорожек Фрэнка Заппы.

Поросший буйной зеленью камнепад. Разбитые глыбы, торчащие из диких зарослей, гроты, поросшие мхом и обожжённой травой, небольшие поля в каменных ожерельях, сыпучие каменистые спуски к морю — всё это на малом, длинною в километр, пространстве между Симеизом и Кацавели. Торчащие из кустов углы палаток! Но людей не слишком много. Немного настолько, что можно не думать о том, что где-то рядом вообще есть люди. Зашёл за валун — и оказался на необитаемом острове. И если не разбивать своё стойбище рядом с тропами, то, провалявшись весь день на месте, можно предположить, что ты единственный человек на планете. Это ли не точка абсолютного покоя для бродяги в федеральном розыске, странствующего в поисках антимира.