Читать «Добыть Тарковского» онлайн - страница 55

— Он умер, Вова.

— Нет... То есть да. При чем тут это?

— Он умер, Вова.

— Прекрати! Прекрати, сука!

Володя споткнулся о цветник и упал на землю. По щекам Ани текли слезы. Она утерла их резким взмахом и ушла на дорогу. Володя не вставал. В его висках стучала Анина мантра. Он задыхался. В этот день Володя похоронил своего сына.

Нежный мальчик

На рыбалку пошел. Первый раз в жизни. Подруга зазвала. Боевая очень женщина. Рыбачит, охотится на дельфинов, пьет ром. Не будь, говорит, девочкой! Пошли. Я когда с ней познакомился, весь вечер по ее телу губами шарил — член искал. Слава богу, не нашел. Не люблю я члены в неожиданных местах. Я с виду брутальный, а внутри нежный, как тубероза. А она наоборот. Смеется хрипло. Грудью поводит. Курит «Camel». Спички о каблук зажигает. А сама лапушка с ресницами, в голубеньких джинсах. Я ее про себя Нэнси Спанджен называю. Называть-то называю, а Сидом Вишесом быть не готов. Или готов? С этими женщинами никогда ничего не понятно наверняка.

У рыбалки, кроме остальных минусов, есть минус рановставательный, червячный минус и минус комарооводный. На первом минусе я прямо с утра заострил внимание Нэнси. То есть я его молча заострил, действием. То есть бездействием. То есть сном. Нэнси разбудила меня ртом. Определила на глазок центр моего тела и разбудила. Спать в такой момент — это как чихать, когда писаешь. Ты-то, может, и готов, но организм не способен. Я ему говорю: Билли Бой, не реагируй, это манипуляция во всех смыслах, мы спим. Куда там спим! Ни капельки не спим. Билли Бой почти вслух начал радоваться, когда Нэнси отстранилась и говорит:

— После рыбалки я закончу. Чехли Билли Боя. Нам еще червей копать.

А у меня сна уже ни в одном глазу. У меня обида и восторг соревнуются в душе. Мне хочется убить Нэнси, а потом воскресить и зацеловать ее личико. У нее такое личико, знаете, как у дерзкой цыганки. Мне кажется, это общемужская мечта — зацеловать дерзкую цыганку.

Встал. То есть всем телом. Зубы, вода. Оделся в спортивный костюм и кроссовки. Нэнси на пороге стоит с удочками, бьет копытцем. Она всегда раньше меня одевается, а потом ворчит, как бабка, пока я складочки на штанах поправляю. Копушей меня называет. Очень обидно для моего мужского достоинства. Она не понимает, что я не могу с несимметричными складочками из дома выходить. Когда несимметрично, оно несимпатично.

Вышли. Где, говорю, твой свинарник? За железной дорогой, оказалось. Двадцать минут пешкодралом. Плюс — под вагонами лезть. Вагоны, говорю, имеют свойство ехать под действием локомотива. А Нэнси: да что ты? Если б, говорит, не твоя вопиющая нежность и ум, я бы ни за что не допустила наших отношений. Такой ты, говорит, осторожный, прямо тошно. А мне нормально. Живу в русле русских народных поговорок. Хорошее русло, проверенное временем. Не может с тобой плохого приключиться, если ты в этом русле плещешься. Тут, например, подходит поговорка «береженого бог бережет». Мне, если честно, даже немного не нравится, что Нэнси достает меня из этого русла. Я пескарь мудрый, жизнью битый. Это с одной стороны. А с другой, напротив, нравится. Новизна какая-то, понимаете? Нэнси, конечно, чокнутая, но в этом есть вкус, а я вкуса давно не чувствовал.