Читать «Добыть Тарковского» онлайн - страница 125

Тут вогул встрял. Я, говорит, в Минкульте, конечно, недавно, но, может, съебёмся отсюда к чертовой матери? Не могу я всю жизнь с бубном плясать, пока ты сердца людям вырезаешь. Велосипедиста зарезали. Вегана зарезали. Эколога зарезали. Феминистку. Теперь эту дуру зарежем. А зимняя пляска смерти как была, так и будет. Почему это, говорю? А вогул такой: потому что это зима, блядь! Зимой хуёво! Хуёво, понимаешь? И никакими жертвами этого не изменишь! Тут из кустов вышел Иван Богданыч. С пистолетом наперевес. Догадался, говорит, проклятый! Ох шаман! Всегда был умным! Пока он говорил, я ему нож в горло кинул. Я всегда нож в горло кидаю, когда на меня пистолет наводят. Рефлекс. Простите, говорю, Иван Богданыч. Вы, конечно, не девственница, но и она, как выяснилось, тоже. Снял я Белоснежку с треноги, трепетного Ивана Богданыча присобачил. Пляши, говорю, шаман. Довершим обряд. Довершили.

Тут из кустов Семён Харитоныч вышел. Дозвольте, говорит, забрать бессердечного Ивана Богданыча на кулебяки? Не пропадать же добру. Дозволил. Не пропадать же добру? А Белоснежка с катушек все-таки съехала. Но ненадолго. Водкой отпоил, членом отъебал, раскраснелась, улыбается, роза нежная. А вогул назад в Кудымкар уехал. Думал, миновала его Минкультовская чаша. Куда там! Через месяц депутаты нового мэра выбрали, краше прежнего, — Самсона Андреича. Тот как в курс дела вошел, сразу велел вогула вернуть и ко мне прибежал. Ну что, говорит, как будем спасать Пермь от зимней пляски смерти, дорогой мой Игнат Губов? А я: не знаю. Кем бы вам хотелось ее спасти? А он: а давайте какого-нибудь писателя умертвим. А то, понимаешь, пишут, суки такие. Это, говорю, они зря. Выбрали одного. Начинающего. Чтобы, видимо, не начинал. В сентябре 2019 года новый обряд совершим. Если долго убивать, что-нибудь хорошее обязательно получится.

Почти влюбился

Фред Астер и Джеймс Дин. Остальные — отрыжка богов. Фред — это танец. Джеймс — это смерть. Барышников называл Фреда гением. Барышников кое-что понимал в гениях — он дружил с Бродским. Брандо называл гением Джеймса. Брандо кое-что понимал в гениях — он смотрелся в зеркало. Фред танцевал невероятно. Первый раз я увидел его в 1995-м. Видеомагнитофон «Акай». Шуршащая кассета. 5 августа. За два дня до моего дня рождения. Помню, мама спросила: чего ты хочешь, сыночек? А я сказал: я хочу танцевать, как Фред Астер. Мама удивилась. Она переспросила: чего? В тот миг я понял, что она домохозяйка, а я, видимо, нет. Ростки отчуждения. Зубы дракона. Колхида. Разная способность воспринимать прекрасное разделяет не хуже правоты и греха.

В 1998-м я увидел Джеймса. Если б стихи Артюра Рембо могли обрасти плотью, они стали бы Джеймсом. Всего три больших роли. Но в каждой, повторюсь — в каждой, за ним стояла смерть. Вернее, она стояла перед ним, потому что я смотрел на Джеймса сквозь нее. Даже в двенадцать лет я видел, что он слишком хорош, чтобы быть правдой. Позже я пойму, что он был слишком хорош для этого мира. Видимо, его убийца Дональд Тронспид считал точно так же. Как бы то ни было, любовь к Фреду и Джеймсу я сохранил надолго. Первый был рожден для жизни, второй — для смерти. Фред танцевал жизнь, как Пушкин писал ее стихами. Джеймс нес смерть под сердцем, иногда позволяя ей завладеть чертами. Фред наградил меня привязанностью к элегантным костюмам, дорогим плащам и блестящим туфлям. Джеймс взнуздал мой темперамент, приучил к кожаным курткам, американским джинсам и поднятым воротникам. Если б меня убили в моей квартире и сыщики стали бы рыться в гардеробе, выбор одежды привел бы их в замешательство.