Читать «До последнего мига» онлайн - страница 109

Валерий Дмитриевич Поволяев

Хренкову было всё равно, что пить и на кого охотиться. Пить он мог всё, что горело и имело градусы, начиная с керосина и соляной кислоты (говорят, однажды оно так и получилось, он перепутал паяльную соляную кислоту с ядрёным огуречным рассолом и чуть было не отхлебнул из бутылки, но вовремя обжёгся соляным духом и отдёрнул голову), кончая самогонкой, которая полыхает, как порох — в режиме взрыва… Охотиться Жора Хренков тоже мог на кого угодно — ему было всё равно, в кого стрелять, в воробья или в медведя — от его разящих выстрелов не спасался никто.

В один из дней Хренков решил устроить себе праздник, достал большую бутыль с самогонкой-порохом и загулял.

Альма, видя такое дело, тоже решила загулять — у неё случилась течка, самое милое для суки состояние, плюс ко всему она осталась без всякого присмотра-окорота. Хор-рошо! Альма перепрыгнула через невысокий забор хренковской усадьбы и очутилась на вольной деревенской улице…

А кобелей тут, кобелей…

В результате у неё появилось семеро симпатичных кутят. Кутятами в здешних местах зовут щенков. Сосед, когда вернулся со своих грязей — они ему так и не помогли, более того, скрючили ещё хуже, — кричал на Хренкова: «Что же ты сделал, стервец, ты мне сгубил суку… Породу охотничью сгубил!» Но кричи, не кричи — проку от этих криков всё равно никакого: дело-то сделано… Хренков, выпучив глаза и по-тараканьи шевеля своими светлыми прямыми усами, оправдывался, словно бы сам залудил Альме семерых щенят, но потом оправдываться ему стало невмоготу, чаша переполнилась и он что было силы рявкнул на своего приятеля:

— Если ты сейчас не заткнёшься, я тебе в башке из дробовика пару дыр сделаю! Понял? Чтобы ветер получше продувал твою дурную голову. Со свистом. Понял?

Только тогда лавина обвинений пошла на спад: сосед понял, что он переборщил, как в игре в «очко», где вместо «21» выпало «22». В конце концов, что такое семь кутят? Мура, их можно утопить — и дело с концом. Но Альма была настоящей охотничьей собакой, добытчицей, а потомство собак-добытчиц топить не положено.

Сосед начал пристраивать кутят: шестерых пристроил, а на седьмом, самом замухрышистом, кривоногом, с висячим задом и глазёнками, которые никак не могли прорезаться, заколотило. Никто не хотел брать его, хоть плачь… Сосед хотел отнести кутёнка на реку Малую Бетью и бросить в быстрину, но Батманов удержал его тяжёлой рукой:

— Не надо!

Сосед вздёрнул вопросительно брови, почесал пальцем правый висок.

— Чего так? Иль жалко сделалось?

— Жалко, — не стал отрицать Батманов. — Я его возьму у тебя.

Сосед обрадовался этому обстоятельству, оживлённо потёр руки:

— Это дело требуется взбрызнуть!

— Взбрызнем, — согласно кивнул Батманов, — иначе собака нюха иметь не будет, — он приподнял кутёнка, посмотрел ему под пузцо: — Интересно, кто это хоть есть, кобелёк или сучка?

Кутёнок оказался кобельком и получил традиционное имя — Рекс.

Прошло полтора года. Рекс превратился в сильного крупного пса с гладкой шестью и стоячими овчарочьими ушами. Хозяину был предан так, что Батманов, много повидавши собак на своём веку, удивлялся: редкостной преданности пёс! Откуда только это у него — непонятно.