Читать «До последнего мига» онлайн - страница 102

— Она училась в институте и занималась теорией цирка.

— Когда выносили вещи из этой квартиры, то дворничиха показывала нам фотокарточки этих жильцов. Под стёклами, в рамках. Там девушка была, очень красивая… Она?

— Не знаю. Как зовут дворничиху?

— Александра Тимофеевна, — в девчонкином голосе появилась жалость, взрослое кокетливое любопытство, бывшее во взгляде, пропало. Предупреждая вопрос Каретникова, девочка добавила: — Она во дворе живёт. В нашем же доме, только вход со двора.

— Вещей много… было много? — спросил Каретников.

— По-моему, нет.

Что-то омертвело, окостенело в Каретникове. Одних война огрубляет, превращает в железо — ни на что эти железные люди не реагируют, даже на собственную боль, а с других, напротив, живьём сдирают кожу, каждая ранка кровоточит, приносит беспокойство — до всего этим людям бывает дело, на любые слёзы, на любую обиду и боль они обязательно отзываются, и всё мертвеет, костенеет в них, когда беда накрывает своим душным пологом и их самих, делается им невмоготу. Случается, что такие люди спиваются — это бывают очень умные и сердобольные пьяницы, как правило, редко умеющие сдерживать собственные слёзы, а случается, превращаются в стойких трезвенников, добрейших людей, готовых помогать всем и вся, не обращающих внимания на собственное здоровье и благополучие, на свой дом, — ерунда, мол, всё это, плевать, — таким людям всегда бывает свойственно простодырство, как иногда едкие на язык остряки обзывают святую простоту, — главное, чтобы другим было хорошо, чтобы люди улыбались, песни пели… Каретников, кажется, принадлежал ко второй категории людей.

Кивком поблагодарив девочку, он двинулся по ступенькам вниз, вышел из подъезда на улицу, подставил под холодный ветер потное лицо. В глаза ударил крапивно-острекающий воздушный хвост, вышиб слёзы, а может, и не слёзы, а что-то непонятное и очень больное. Выходит, и мать, и фронтовой друг были правы — Ирины больше нет в живых.

Он медленным шагом обошёл дом кругом, увидел чистый двор, в углу которого стоял облезлый остов от автобуса, никак не вяжущийся ни с заботливо подметенным двором, ни с самим домом — вальяжным, графской внешности, — что-то крайне убогое, сирое, ободранное являл собой этот старый футляр, снятый с колёс и словно бы забытый здесь, на выскобленных задворках. Вместо стёкол в окна футляра была врезана фанера, на двери висел замок с медными дужками — видать, трофейный, только у немцев Каретников и видел замки с медными дужками. Каретников понял, что в этом облезлом корыте дворничиха хранит своё хозяйство, под ключ сама себе сдаёт метлы, скребки, веники, тряпки и жестяной форменный значок с чёрной надписью «дворник» и персональным номером.

Каретников удивился тому, что он ещё что-то замечает, видит какие-то метлы, старый короб от отжившего свой век рыдвана, хотя чувство утраты, тоски должно было заполнить всё его естество, подчинить себе. Странно, очень странно, что этого ещё не произошло.