Читать «Дневник горожанки. Петербург в отражениях» онлайн - страница 75

Или вот у нас в городе есть пять католических женских монастырей. Кто об этом знает? Когда сестры-доминиканки идут на службу, водители впереди идущие машины таранят, потому что это как в кино про Айвенго. Впереди толстая матушка-настоятельница с четками — позади монашки. И это все на Невском!

О языке и смысле жизни

— Как вы думаете, на что похоже то, что вы делаете? Возникает ощущение цитирования.

— Вся мировая литература — это цепочка цитирования. Но почему-то все говорят, что раз у меня пьянство и секс, то это Лимонов и Довлатов. Вот уж у кого я ничего не перенял, так это от Лимонова.

Лимонову Бог дал уникальный экспириенс. Он потерял любовь с большой буквы и мучился, и эти вопли сложились в замечательный роман. Дальше он решил оседлать этого конька. Но когда человеку 60 лет, мне не интересно читать, с какими барышнями он спит. Я «Эдичку» читал не потому, что он спал с негром, а потому что он любовь потерял, он страдал, он хотел чего-то чистого и светлого. И хотя в моем романе физиологизма много, у героя душа тонкая, она как цветочек… Он хотел как лучше, другое дело — что мир такой. И все рухнуло. Зачем жить дальше.

— А собачку он зачем убил?

— Он бы себя убил — пришлось убить собачку. Так бывает. Человек думает: «У меня все хорошо, есть работа, есть девушка, я сейчас женюсь, буду жить долго и счастливо и умру с ней в один день». Но… И вот это «но» вдруг приводит к тому, что нет работы, нет девушки, ничего не остается…

Я много читал Буковски по-английски (сейчас его перевели), и в первую очередь, я на него ориентировался.

Но я не хотел снова написать про пьянство, как Буковски и Ерофеев. Такой задачи не стояло. Хотелось написать, что прятаться от жизни за жалюзи железные — это не честно, это не по-мужски. Жизнь — она не очень симпатичная штука. И какой вывод? Мне хотелось дать понять, что выход есть, надо в церковь идти, искать помощи. Но почему-то кроме меня этого вывода никто не сделал. Может, перемудрил?

2003

Андрон Кончаловский: «Когда брат отказывается от работы, я — соглашаюсь…»

Кончаловский был трудно уловим. Только что отзвучали последние ноты финала оперы «Бал-маскарад», упал занавес и, поплутав в коридорах Мариинки, я вышла на сцену, где толпились пропотевшие певцы и девицы с роскошными букетами.

«Осторожно, кровь!» — взвизгнул кто-то. Скользя в луже «крови» (трагический финал, что делать…), мы пробирались сквозь объятия и поздравления. Кончаловский стремительно куда-то бежал, кричал: «Где Юля?» (кстати, без очаровательной жены Юли наша беседа вряд ли состоялась бы) и всех уговаривал немедленно пойти выпить. Народ соглашался. Под аккомпанемент этих призывов и шло наше стремительное интервью.