Читать «Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте. 1942—1945» онлайн - страница 89

После 24 июня 1944 г., когда нам нанесли такое ужасное поражение, и до того, как нас перевели в Замосць, в Польше, полетов было немного. 27 июля над русской территорией я смог сбить Ил-2. Это была моя 129-я победа.

Тогда командиром 1-го авиакорпуса был генерал Дейхман. Наша группа часто действовала под его непосредственным контролем. Он делал все, что было в его власти, чтобы облегчить нашу жизнь на фронте, и мы отвечали ему благодарностью, выполняя все, о чем он нас просил. Дейхман часто во всеуслышание заявлял: «II./JG52 — моя гордость». В то время, когда мы находились в Манцаре, не имея самолетов, я начал подозревать, что военные врачи и некоторые офицеры из отделения IVA вели разговоры с нашим командованием о нашем плохом физическом состоянии из-за чрезмерного употребления алкоголя. Наша репутация могла серьезно пострадать. Поэтому я решил организовать день спорта для пилотов наших двух эскадрилий. Мы хотели воспользоваться случаем, чтобы доказать генерал-майору Дейхману, что находимся в хорошей физической форме. Каждый вечер мы тренировались в прыжках в длину и высоту и в беге на 1000 метров и скоро достигли приличных результатов. На наши соревнования, которые должны были состояться в субботу, мы пригласили соперников из нескольких расположенных вокруг нас частей. Но мы вынуждены были сократить программу соревнований, поскольку Дейхман, также прибывший на них, привез с собой приказ о нашей переброске в Польшу. Но он все же увидел соревнования по нескольким видам спорта и неоднократно повторил: «Очень хорошо, Липферт, очень хорошо».

Приказ о нашем перебазировании был настолько неожиданным, что некоторые пилоты, получившие к тому времени новые самолеты, не смогли найти необходимые карты для перелета в Польшу. Даже я, исполнявший обязанности командира группы — Баркхорн находился в госпитале после ранения, — имел лишь самую примитивную карту. Перед взлетом мне сообщили, что я должен пролететь на северо-запад приблизительно 400 километров над вершинами Карпат. Через какое-то время мы должны прибыть во, Львов. В качестве меры предосторожности, особенно на случай, если мы собьемся с курса, под фюзеляжи наших «Мессершмитов» подвесили дополнительные баки. Это давало нам дополнительный запас топлива, чтобы найти аэродром около Львова. Все самолеты благополучно взлетели, и после прощального круга над аэродромом мы взяли курс на Львов. Первоначально все шло по плану, и я не испытывал никаких затруднений, определяя наше местоположение на карте, но по мере продвижения это становилось все труднее и труднее. Скоро я уже понятия не имел, где мы находимся. Тогда я услышал по радио голос Захсенберга: «Шесть-один вызывает Радетцки, где мы сейчас находимся?» Я ответил: «Хейнц, в настоящий момент я не могу ответить, но в любом случае мы летим в правильном направлении». После нескольких секунд молчания Захсенберг, подражая голосу нашего генерала, произнес: «Очень хорошо, Липферт, очень хорошо». Несмотря на всю ущербность наших карт, мы благополучно достигли Львова и оттуда вылетели на новый аэродром Замосць, приблизительно в 150 километрах севернее Львова. Это было 12 июля 1944 г. Двумя днями позже я сбил «Аэрокобру». В это время происходило множество событий, и едва ли был день, который не приносил нам встречи с врагом. Летая с этого аэродрома, я в течение недели одержал 10 побед, в том числе три — за один вылет. Затем 21 июля мы перебазировались во Львов. В ходе этого перелета я еще раз оказался на волоске от гибели. В действительности это не было для меня неожиданностью, потому что уже несколько дней у меня было предчувствие, что близится новое испытание. И оно пришло. В то время я летал с новым ведомым, унтер-офицером Далецким. Мы получили инструкции вылететь снова к линии фронта, а потом приземлиться уже во Львове. Необходимость выполнения боевого вылета, как части перелета, а значит, и возможный бой с противником не очень нравились опытным летчикам-истребителям. Никто не знал условий нового аэродрома, а в фюзеляже и багажном отсеке машины у каждого были сложены его скудные пожитки. У меня в кабине вместо парашюта лежала брезентовая сумка, поскольку в багажном отсеке для нее не нашлось места.