Читать «Дневник бывшего коммуниста. Жизнь в четырех странах мира» онлайн - страница 6

Мой папа был инженером, а мама работала медсестрой в 39-ой московской поликлинике. Из самого раннего детства я помню московский детский сад. Мне было четыре или пять лет, и девочка Ирма из моей группы «просветила» меня, в чем разница между мальчиками и девочками. Я также помню огромный портрет Сталина, держащего на руках маленькую девочку. «Он наш великий вождь, – говорили нам воспитатели, – он отец всех советских детей. Он любит нас, а мы любим его».

В 1938 году, когда мне было семь лет, мой папа был объявлен «врагом народа» и арестован. Его забрали ночью, когда я спал. Мы с мамой никогда его больше не видели. Наша комната была опечатана, и мы остались без жилья. Нам некуда было идти, и невозможно было возвратиться в Польшу: границы к тому времени были надежно закрыты. Однако, как бы это ни выглядело парадоксально, именно это, возможно, спасло нам жизнь. В Польше, вероятнее всего, мы бы погибли в Холокосте, в котором бесследно исчезло большинство наших родных.

1.2. Бездомные

Очень недолго мы «жили» в поликлинике. Днем моя мама работала, а я играл в приемной. Ночью я спал на кушетке в кабинете врача. На противоположной стороне улицы находилось здание НКВД. Я помню, как мы с мамой ходили туда, пытаясь что-нибудь выяснить о папиной судьбе. Я также помню, как мы выстаивали длинную очередь в тюрьму. Какая это была тюрьма, у меня в памяти не осталось. А, может быть, я этого и не знал.

Позднее мы переехали в небольшой поселок Деденево в 40 километрах от Москвы. Там мама работала в доме для престарелых. А я в возрасте 8 лет поступил в начальную школу, в которой меня приняли в пионеры. Я до сих пор помню слова из присяги «… обещаю, что буду верно служить делу Ленина-Сталина».

Мама объясняла папин арест ошибкой, которая должна быть исправлена. «Папа скоро вернется», – часто повторяла она. Долгое время я верил ей. Несколько раз мы получали письма от папы с почтовым штемпелем Магадана. В одном из них папа выражал надежду, что его дело скоро будет пересмотрено в Москве. Мы жили мечтой на встречу. Но ей не удалось осуществиться. Папа умер в сибирском лагере приблизительно через два года после ареста.

«Был ли ты травмирован этим?» – спросил меня один из читателей. Мой ответ был отрицательным. Как можно объяснить отсутствие болезненных воспоминаний? Я никогда не думал об этом до сих пор. Может быть, я страдал, но подавил в себе это чувство? Если бы я был психологом, я бы поразмышлял на эту тему. Но моя роль – описать то, что происходило, и не задумываться над теми вопросами, которые могут возникнуть у читателя. Мне кажется, что мемуары, как и сама жизнь, должны способствовать возникновению вопросов. Другими словами, именно это и есть «пища для ума». Моя роль сводится всего лишь к нахождению способа передачи моего личного опыта и многолетних наблюдений «на суд» читателя. Я не психолог.

Почему Сталин убивал преданных ему людей, которые с открытым сердцем приезжали ему помогать? Частично ответ на этот трудный вопрос может быть спрятан в советских архивах. А, возможно, кроется в его личных качествах и мотивах.