Читать «Дневник Алексея Клеверова, ученика 6-го "б" класса средней школы г. Ленинграда» онлайн - страница 3

Оксана Аболина

30 апреля 198. г.

Спина болит. Я отцу этого никогда не прощу. Сам курит, а меня учит. Назло теперь буду. Все курят, а я чем хуже?

На Машку стараюсь не смотреть, она на меня тоже. Слава Богу! Все равно, что-то решать надо. Ума не приложу.

Классная сегодня хвалила Горбачева, предки — ругают. Ну их всех в баню. Не хочу больше ничего этого слышать.

После уроков искал ту старуху — как сгинула! Может, померла или заболела? Какая я свинья!

Начал читать «Братьев Карамазовых» — оттяжно. В сто раз лучше «Идиота»!

5 мая 198. г.

Эти дни читал Достоевского. Спасибо, что это есть. Не знаю только, кому спасибо. Богу, что Он сделал этого человека писателем? Но я не знаю, есть ли Бог. Ладно, поживем-увидим.

С курением надо завязывать, пока не втянулся. Во-первых, голова начинает болеть, а, во-вторых, самое главное: мама вчера принесла пачку «Беломора» и сказала, что если я не брошу, то она тоже начнет курить, а ей это совсем некстати.

Вечерам смотрел как мама режет сырое мясо. Во рту стало противно сладко. Представил корову, которой это мясо когда-то было и тупо-тупо смотрел, уже ничего не соображая. А на ужин — взял ложку — не могу. Отказался. Предки завопили, что я заделался вегетарианцем, что, небось, в секту какую попал. «Не могу», — говорю. «Ешь!» Взял ложку в рот — вырвало прямо на скатерть. Теперь отстали.

Спокойной ночи!

6 мая 198. г.

Пошел в кино, абонемент школьный. По рядам ходили какие-то парни, мешали смотреть, шумели. Никто не возмущался, администрация — ноль внимания. Подошли ко мне. «Гони 28 копеек». Я говорю: «Ребята, так нехорошо делать. Лучше по-человечески попросите». А они меня бить стали. В голове — синие молнии, фильм идет, все, как будто так и должно быть, странно. Я не падаю — кресла не дают. Били-били. «Тебе хватит?» Я опять: «Ребята, так нельзя». И опять били. Зуб потерял, фингал с поллица. После фильма подошел к ним, дал рубль, говорю: «Возьмите, если вам надо. Не бейте никого». Рубль взяли и пошли. Один вернулся и сказал: «Извини, сопляк, ты святой». Какой я святой? Мне еще до князя Мышкина — о-хо-хо пахать. Все равно приятно. Может, тот парень что понял…

После сеанса шлялся по городу, зашел в винный магазин, там где разливают. Смотрел долго как пьют, говорят. Странно все это. И жалко… Один мужик говорил умные вещи, что-то насчет супраментализации русской нации, про Бога, астрал, бессмертие, еще про что-то. Его никто не слушал, а мне понравилось. Плохо, что он потом, как свинья, свалился.

7 мая 198. г.

Ночью написал стих про этих людей в винном, и про предков, вообще про всех, пока никак не назвал.

Когда ночь опускает занавес черным небом над Ленинградом И никто в небесах не видит закулисную жизнь людей, Появляется Достоевский, режиссер наших душ безвзглядных, Появляется Достоевский, Бог тоски, не имущий церквей. В саром камне, покрывшем стены, в фонарях, мерцающих желто, В тусклых блестках воды канала, в царстве пьяниц, поэтов, блудниц, Перед нин преклоняются слепо, бессознательно, глухо, стерто, Его видят, слышат, боятся, на колени падают ниц. Он здесь царь. Все ему подвластно. Все: и скрытые наши страсти, И грехи, и мечты, и драки, и распивочных жар, игра В невиновных, в невинных, в жалких, в беспокойно ждущих участья. Взгляд безмолвный видит всю кривду и вводит нас в ночи астрал. Когда день открывает занавес и с неба смотрят с заботой На то как мы просыпаемся, дети своей страны, Достоевский нас покидает, и мы спешим на работу, А с неба следят, не зная нашей ночной вины.