Читать «Дневник 1939-1945» онлайн - страница 199

Еще перечитал "Цветы зла". Сифилис связал его с Жанной, и он же постепенно лишил его потенции. Это мне напомнило ту алжирку, Эмму Бенар. Но я тогда ушел; от кого я только не уходил.

Когда я произнес свою короткую речь на конгрессе партии Дорио, сам он встал и вытянулся во фрунт, он был робок и встревожен, смешон и трогателен. Я не сумел это сделать, а он не сумел меня заставить. Он смотрел на меня и знал, о чем я думаю. Все это было полным кошмаром. Это был один из тех жестов, которые, кажется тебе, что делаешь во сне и который никак не закончить, даже во сне. Я даже тогда не поговорил с ним. Да и зачем?

Все это было бы достаточно глупо и бесполезно, если бы это не способствовало моей смерти.

5 января

Теперь мне уже решительно пятьдесят лет. Создается впечатление, что силы немцев в России распыляются, и что это распыление не так исправимо, как в прошлом году. Стратегическая ситуация меняется. Если русские смогут возобновить атаки, то весь Южный фронт рухнет. А Северный фронт, после взятия города Великие Луки, теперь и вовсе не в таком угрожающем положении. - Если немцы отступят в сторону Германии, то попытаются ли англичане предпринять более ранние инициативы в Греции или Италии еще до захвата Туниса? - А позднее не разразится ли конфликт между демократией и коммунизмом. Надо ковать железо пока горячо, и у России весь интерес в том, чтобы действовать еще в блеске своей славы и до того, как англосаксы не вернули Западу его процветание. Кроме того, когда разгонишься, уже не остановиться.

Прочел жизнеописание Виктора Гюго. Что за ужас это величие? Это слишком просто, слишком прямолинейно. Тем самым я извращен и я предпочитаю... не этого ужасного Сент-Бёва, а Бодлера или Рембо. К тому же я не считаю, что кто-то был умнее, чем Гюго: Уровень мысли приблизительно равный у всех талантливых людей, но бывает, что острота ума, проницательность оказываются более яркими, как нам это сегодня кажется, нежели какой-то размах. Однако это, видимо, новый предрассудок, предрассудок декадентов.

Гениев нет: только время от времени какая-то нация обращается к талантливому человеку, в котором она находит репрезентативные способности, в большей степени развитые, чем у его соперников. Она избирает наиболее цельную натуру, но также и наиболее заурядную, человек пять-шесть. Гюго более целен и более разнообразен, чем Ламартин, Виньи. Более трудолюбивый, с большей способностью завершать начатое. Он также и прожил более долгую жизнь, его здоровье было лучше. Но, может быть, именно в этом и заключается гениальность? Вероятно, что Гомер - тот, кто только завершил работу над Илиадой.

- Мне снится мало снов. Или я их забываю. Те, что мне запомнились, не содержат почти никаких элементов фантастики; они воспроизводят мои ежедневные заботы - самые банальные, самые рутинные. Вот, однако, один сон, виденный мною вчера, который преобразовал мелкую гнусную заботу в нечто еще более гнусное и крупное. Поскольку я многу курю, на зубах быстро образуется налет; я всегда пытаюсь отчистить зубной щеткой нижние резцы, чищу их изнутри. Так' вот, во сне мой рот был огромен, как западня для медведя; я уселся на эти резцы и из шланга смывал никотин. Никотин смывался очень легко, и я был доволен. Вот что подавляет и заставляет думать о том, что мы до глубины души являемся пленниками самых заурядных, самых мелких вещей. - Три-четыре года назад мне снилась Белукия, это были вечные сны ревности, причем ревности к женщинам. Я видел во сне, как она занимается любовью с женщиной в моем присутствии, зная, что я здесь. Я ужасно от этого страдал и думал, что именно это страдание меня и будило. Меня преследовали образы лесбийской любви, это была навязчивая идея мазохиста. Я и желал, и боялся страданий, которые вызывали во мне эти воображаемые сцены. Но там было и нечто большее, и следовало бы изучить навязчивую идею лесбийской любви у многих людей (Бодлера и др. ...) Я много раз думал на эту тему, хотя и недостаточно глубоко, чтобы создать две-три гипотезы. И есть еще в этом страх и восхищение, охватывающие людей перед любым проявлением страсти и Природы. А Природа их восхищает до такой степени только тогда, когда она, кажется, повернулась против самой себя. Далее, индивидуальный характер ревности разбивается там о фатализм. Шок все это преобразует в мазохизм. Тем более что такие воображаемые или наблюдаемые сцены выявляют красоту женщин и позволяют ощутить, насколько эта красота в конечном-то счете недоступна мужчине, который никогда не изматывает ее во время совокупления. Единственный способ овладеть женщиной - заставить ее страдать.