Читать «Дневник 1939-1945» онлайн - страница 173

Пьер Дрие ла Рошель

Я забросил дневник. Зимнее оцепенение. Я мало работаю. Журнал меня утомляет. При первой же возможности я читаю запоем, лежа у себя на диване. Я так полжизни проведу, лежа с книгой на диване. А почему бы и нет?

"Шарлотту" репетировали без меня, и я видел только вторую постановку в Виши.1 Зал был наполовину пуст. Там был адмирал Дарлан, Пюшё, Ромье2 и еще люди, которых трудно определить. Аплодировали с каким-то напором. Почему? Пьеса состряпана кое-как, не закончена, намерения были и глубокие, и трогательные, но непоследовательные. Чересчур увлекаются эффектами. Я совсем недавно усилил две-три сцены. Актриса совершенно не понимает роль, играет без силы, без напора, без вдохновения. Никакой уверенности в себе. Вероятно, она не чувствует поддержки с моей стороны, обстоятельства тоже не на ее стороне.

В Лионе и в Клермоне наблюдается враждебность со стороны подчинившихся журналистов. Но меня

жение во главе с Делонклем выйдет из состава Национального народного объединения в 1942 г. Лига французских волонтеров против против коммунизма станет одним из редких общих проектов Национального народного объединения (ППО), Социал-революционного движения (МСР) и Французской народной партии (ППФ); но отношения между этими движениями стали до такой степени натянутыми, что в апреле 1942 г. немцы обязали легионеров подписать обязательства, согласно которым они отказываются от партизанской пропаганды в войсках.

1 Дриё надеялся, что Шарлотту сыграет Мадлен Озерэ; в конце концов пьесу поставила труппа Мориса Жакмона "Четыре провинциальных сезона", где Марата исполнил М. Жакмон, а Шарлотту - Жанна Ардэн. Пьеса выдержала пятнадцать представлений.

2 Люсьен Ромье, издававший "Фигаро" при Франсуа Коти и придавший ей радикальный характер с 1922 г. Один из верных соратников маршала. Министр в кабинете Дарлана, сохранивший этот пост У Лаваля в апреле 1942 г.

никогда и нигде особенно не любили. У меня мания преследования, но здесь и в самом деле преследование: я его провоцирую, так как я очень безразличен и презрителен. За моим безразличием кроется необузданная гордость, которая боится себя самой. Но я и на самом деле не стремлюсь ни к какому успеху. Я был откровенно и глубоко безразличен к результату этой затеи. Меня это только отвлекло и утомило. Я в ужасе от театра, который в еще большей степени, чем книга, заставляет меня вступать в контакт с самыми страшными людьми: актерами, критиками и т. д.

Я люблю только одиночество, такую женщину как Белу, которая тоже любит одиночество, изредка люблю говорить с умным человеком, - но я выхожу из этого разговора уязвленный, обиженный.

Несмотря на все "проступки", что я совершил в жизни, совесть моя чиста, только есть боязнь выглядеть виноватым, как только тебя заденет шутка, или намек, или какой-то выпад, потому что я знаю, как легко краснею, и что я не умею отвечать сразу и впопад.