Читать «Дневник 1939-1945» онлайн - страница 124

колком гранаты ему оторвало правую руку. Три дцд под бомбежкой и в настоящем бою, похоже, не избавили его от умеренности и двусмысленности. Он останется очень в духе "НРФ".

Что стало с моим старым другом Жаном Буайе, лейтенантом артиллерии сорока семи лет? Это мой самый старый друг. Он всегда скромно, но надежно доказывал мне свою привязанность. Либерал и сторонник Морра.

А Поль Марьон,1 еще один артиллерист? Он, кажется, наполовину еврей? В любом случае, он отличался ясным умом. Откровенный патриот и фашист, побывавший коммунистом, затем французский социалист. В какой мерзкой двусмысленности коммунисты, видимо, извиняют свои поступки наедине с самим собой. А сегодня утром Кериллис2 объявляет нам, что отношения между Г(итлером) и С(талиным) ухудшились. Но что в любом случае Сталин не вмешается, поскольку у него вовсе нет армии.

Я уже не в силах больше читать Морра, я мечтаю о его смерти. Старикам надо было бы уметь самостоятельно уходить из жизни.

Все же возможно, что Гитлер, когда он разгромит наши войска северной группировки, примет усло

1 Поль Марьон (1899-1954), близкий друг Дриё, после пребывания в коммунистической партии, вступает во Французскую народную партию, в которой состоит с 1936 по 1939 гг. Он попадет в длен и будет освобожден в 1941 г. Занимает важные посты в правительствах Дарлана и Лаваля. В 1948 г. приговорен к пожизненным каторжным работам. Освобожден по решению о помиловании незадолго до смерти.

2 Анри де Кериллис (1899-1958). отважный летчик в годы первой мировой войны, стал одним из самых влиятельных руководителей газеты "Эко де Пари", а затем с частью редакции перешел в газету "гЭпок", которая объявила себя "выдающимся печатным органом католиков". Будучи депутатом и генеральным советником департа* мента Сена, он сурово осуждал политику Гитлера и мюнхенские соглашения и постоянно ратовал за соглашение с СССР. В 1940 г. о эмигрировал в США, но отказался присоединиться к де Голлю-

вия полунейтралитета по отношению к нашим войскам южной группировки и, остановившись в границах наших северных укреплений, оставит нас в покое...1

- Если не считать нескольких дней тяжелых потрясений во время прошлой войны, какие моменты моей жизни можно рассматривать как тяжелые? Это период вновь наступившего одиночества после Мириам,2 это момент, когда я потерял Кони, некоторые дни с Олесей.

Но, начиная с 1935 года, страх перед политикой быстро нарастал, и этот страх перед политикой был также страхом перед судьбой, и он постепенно одержал верх над радостями и горестями, что приносила мне связь с Белу. Сегодня я вижу, как она уходит, несомненно, навсегда, с мужем по одну руку и с сыном по другую. Ее муж потребовал ему отдать сына, чтобы добиться ее согласия уехать в Америку... В той их жизни я был ничем, усладой сердца и чувств. Бесспорно, такая развязка была справедливой. Когда она мне это объявила, я стал едким и ироничным. Зависть мелкого буржуа, обделенного властью, который смеется над злоупотреблениями сильных мира сего. Но я все же ценю ее животный восторг оттого, что ей удалось сохранить своего малыша: она внутренне уже уехала. Глаза ее блестели, она плохо скрывала свое нетерпение. Достаточно ли я ей помог, чтобы она не была слишком лживой?