Читать «Дмитрий Хворостовский. Две женщины и музыка» онлайн - страница 50

К слову: коль мы завели разговор об итальянском языке. В одном из интервью наш герой говорил лестные слова своей Флоше именно за то, что она терпеливо обучала его разговорному итальянскому и диалекту.

– Ну конечно же, мы много говорим о музыке, особенно когда я готовлю новую роль или просто работаю над старой, рутинной ролью. А так как мы все время вместе, Фло мне очень помогает. В частности, помогает с итальянским языком. Она говорит, что в принципе, не так важен мой итальянский, сколько умение постичь стиль того или иного произведения, написанного итальянцем… Очень, очень большая помощь с ее стороны. Это свой человек, свои ушки, которые меня слушают, просто поддержка в любых ситуациях, это ведь чрезвычайно важно в моей профессии… Да, многие итальянцы просто игнорируют неаполитанский диалект, а мы с Флоранс влюбились в него! Это не тот правильный тосканский итальянский язык, этот диалект специфический, в чем-то даже похожий на португальский язык. Мы вместе с Фло учили неаполитанский диалект не только с педагогом, но и по записям. Есть такой фольклорный неаполитанский певец Роберто Муроло, у него практически нет голоса, он поет эти песни под гитару, даже не поет, а напевает. И у него они совершенно другие, абсолютно в другом стиле – они не кричатся, не навзрыд, все очень тихие. И когда его слушаешь, просто слезы наворачиваются, комок к горлу подступает… Как в русской песне… Неаполитанская песня – это ведь тоже, по большому счету, песня народная.

И еще в продолжение темы. Именно Флоранс с восхищением отзывается об итальянских ариях в исполнении своего любимого:

– Лучше всего, конечно, когда он поет по-русски – Чайковский, Глинка, Рахманинов, романс, песня – это потрясающе. Что делать, он русский. Но когда он поет Верди, мне кажется, что он – итальянец. Не только голос, но как музыкант и человек… Он потрясающий, он, конечно, очень талантливый.

И вот после таких слов истинно странно звучит признание маэстро (помните, уже цитировалось):

– Я очень противный дома. Характер у меня мнительный, раздражительный. Волнение перед концертом превращает меня в чудовище. Боишься, дрожишь, не спишь. Постоянно ворчу. Не гавкаю, конечно, но рычу. Все знают, что лучше меня не трогать в дни перед ответственными выступлениями. А так как они у меня практически каждый второй или третий день, то жить со мной очень нелегко.

Думается, истинная причина волнения кроется гораздо глубже, чем показывает сам маэстро, не во внешних причинах, а во внутренних, которые и определяют настоящее отношение к тому, чем он занимается всю жизнь.

– Главное делать то, что ты любишь, к стати, делать, делать это честно. Как в первый и в последний раз в жизни. Поэтому для меня каждый выход на сцену это испытание, это барьер, который я всегда преодолеваю. Но это никогда не было и, я надеюсь, никогда не будет халтурой.

Для сравнения и полноты картины восприятия творческой судьбы русского гения, вспомним его рассказ о самом первом выходе на профессиональную сцену.