Читать «Димкины сороки» онлайн - страница 3

Аскольд Павлович Якубовский

Сорока всегда в движении, ее бойкий глаз не дремлет. Только в сильные морозы сороки задумчивы. Наверное, они думают, замерзнут или нет.

А вот и третья — обыкновенная — сорока. Она только что прилетела и села — вертится, переступает, качает хвостом. Она то глянет вниз, на помойку, то в сторону двух неподвижных сестер. И тут ударил выстрел — будто палку сломали. Сорока качнулась, махнула одним крылом, летя, и упала в снег. Из белого черным ножом выставился ее вздрагивающий хвост. И я увидел Димку. Он выходил из сарая с "фроловкой". Из тонкого ствола ее шел узкий дымок.

Я выскочил на улицу — лицо и губы Димки были почти белые. Такое лицо, говорят, бывает у замерзших людей.

— Сорока! — крикнул я. — Убил сороку!..

— Ясно, — сказал Димка. Он такой — ему всегда и все было ясно.

Я тычу пальцем в сидящих на заборе сорок.

— А эти не летят?

— Мои, — ответил Димка. — Мороженые.

— Ты сидел в сарае?

— На луне. За-замерз, как фриц, — говорит Димка.

— Давно сидишь?

— Часа два не шевелился. Тебя видел, а не шевельнулся.

И он раздвинул губы в какую-то замороженную улыбку.

Я подошел и снял сорок с забора. Это были убитые и хорошо замороженные птицы. Сороки-чучела. Сороки-подманка.

Ну и хитер!..

Я взял и убитую сороку — за хвост. Поднял ее.

Такая красивая, такая легкая птица!

Она пробита единственной дробиной. Та вошла в голову. Это меткость!

И меня распирает гордость за Димку. Я тоже охотник, стрелял настоящую дичь — уток и тетеревов, но сороку убил только одну, да и то в гнезде. С одной стороны гнезда высовывался ее хвост, с другой — клюв.

Сорока кричала стонуще-счастливо. Я выстрелил в нее из отцовской "тулки", и дробь расхлестнула гнездо, вышвырнула из него сороку и разбила ее яйца.

Они повисли на березовых ветках — яркие цветки желтков. Я понял, почему сорока подпустила меня.

А Димка убил трех — осторожных, зимних сорок.

Мороженых сорок Димка спрятал в ящик, поставленный в сенях, и мы вошли в дом. Войдя, Димка поставил ружье и стал греметь зубами и трястись.

— Замерз? — спросил я Димку.

— Н-н-нарочно, — отвечал тот. — Хол-лод из себя вытряхиваю. Понимаешь, сначала надо вытрясти весь набравшийся холод, а греться потом.

Протрясясь, Димка набил топку кусками легкого паровозного угля — он носил его домой в сумке с работы.

— Стрелять зимой неловко, — говорил он. — Пальцы… В суставах смазка замерзла. Ты за нашатырем?

— Картошка кончилась. Сожрали…

— И нашатырь кончился. Мастер меня застукал, к начцеха таскал. За ворот. Вон, бери на столе картошку, дожевывай.

— А ты?

— Я сыт, я вчера ножик продал. За три ведра.

— Вкусно, — сказал я, жуя холодную картошку.

— Ты свою пайку еще вчера сожрал? — спросил подозрительно Димка.

— Не, ночью. Отцу сегодня меду давали.

— Напрасная трата, — вздохнул Димка. — Все одно помрет.

— А твой? Молчит?

Димка посмотрел в окно. Оттаявшие его губы стянулись в узкий шов. Он молчал.

Мама говорила — мои чувства все лежат наверху, словно картошка на сковороде, а Димкины глубоко зарыты.