Читать «Дикари Ойкумены.Трилогия» онлайн - страница 546

Генри Лайон Олди

– Смотрите! – крикнул сокол.

Небо изменилось. На горизонте попрежнему вставало зарево, но облака над пылающим костром налились темной зеленью. Мягкобагровые по краям, облака стремительно превращались в тучи. В разрывах сияло бутылочное стекло, за которым плескались чернила каракатицы. Налетел ветер, поднял смерчи песка. Стало зябко, жадные пальцы зашарили по телам, которые числа, огонь, могущество; проникли в сокровенные тайники. Граница Крови отпрянула рывком: так отступает боец, готовя контратаку.

– Слышите?

Гром тяжкой тушей лёг на пустыню. Удары далёкого набата, подобные ударам дубины, обмотанной тряпьём – звук давил, вынуждал морщиться, вжимать затылок в плечи. Любая попытка сопротивления грозила обмороком. Сокол упал ниже, пошёл широкими охотничьими кругами. Восьмирукий танцор прекратил движение, заметив, что танцует в навязанном ритме. Паук угрожающе щелкнул жвалами, пятясь назад. Лишь ангел сиял прежней голубизной, не трогаясь с места.

– Сердце, – сказала Рахиль. – Пульс изменился.

Папа Лусэро взмахнул передними лапами:

– Чего мы ждем? Инфаркта?

Сумерки валились отовсюду. Песок обагрила роса: россыпи блестящих капель. Пульс, вспомнила Рахиль. Ее муж работал врачомкардиологом в НЦ сердечнососудистой хирургии. Пульс – умелый подсказчик. Временны́е промежутки, разделяющие удары сердца, редко бывают одинаковыми. Сердцебиение – не хронометр, а виртуоз, играющий на ударных. Наш слух не различает ускорений и запаздываний, но именно они превращают мертвый стук в живую музыку. Сердце – импровизатор, умеренная хаотичность – признак здоровья. Если пульс стал механически точен, у человека – прединфарктное состояние…

Гром бил ровней метронома.

– Уходим, – приказала Рахиль. – Скоро здесь будет ад.

В устах гематрийки это не было метафорой.

* * *

– Нагуаль, – Манойя указал на ягуара, дремлющего под фикусом. – У меня тоже был свой нагуаль. Оцелот, довольно крупный. Теперь нет. Наверное, больше не будет никогда.

– Кошку, – предложил Марк. – Хочешь кошку?

Манойя заинтересовался:

– Кошку? Большую?

– Обычную. Рысь нельзя. Они у нас злые.

– Я попробую. Позже.

– Поможет?

– Не поможет, но надо пробовать. Так сказал доктор.

– Надо пробовать, – эхом повторил Марк.

Пошел дождь: мелкий, теплый. Сотня капель высадилась во дворе, как десантная центурия. В зеркальной броне отражался свет ночника, укрепленного на кронштейне балкона. Автоматика вспомнила службу, растянула силовой капюшон, и вторжение захлебнулось. Остался звук: суховатый шепоток. Блок звукоизоляции мог бы вырвать дождю язык, превратить в немого, но инструкции министерства здравоохранения рекомендовали делать это лишь по личному требованию проживающих. Шелест капель, утверждали врачи, благотворно влияет на взвинченные нервы. В представительствах нервы круглые сутки: никаких дождей не хватит.

– Надо было тебя убить, – сказал Манойя. – Всех вас.

– Надо было. Вы сглупили.

– Все вышло бы подругому. Когда вы прилетели, и мы вас нашли… Надо было убить. Сразу. Всех. Отправить в солнце. Трупы сжечь. Все бы сложилось иначе. Я не попал бы в плен. Не потерял нагуаля. Не курил здесь, с тобой. Я прав?