Читать «Дзюрдзи» онлайн - страница 77
Элиза Ожешко
— Во имя отца, и сына, и святого духа. Аминь.
Снова на миг наступила тишина, потом старая Аксена прошамкала:
— Кручина тяжкая душила тебя, Петрусенька, кручина да печаль.
— И то! — шепотом подтвердил другой голос.
— Что-то Михал нынче расстроен был и гневен...
VI
Зима настала ранняя и суровая. Уже в последние дни ноября мороз сковал землю, а снег присыпал затвердевшие борозды белой пылью. Вечернее небо было усеяно множеством звезд, когда на дороге, ведущей из ближнего местечка в Сухую Долину, показались два мужика. Оба они были невысокого роста, особенно один, совсем низенький; в овчинных тулупах, шапках и скрипевших сапогах они то еле плелись, пошатываясь из стороны в сторону, то шли быстрым, размашистым шагом, громко переговариваясь и яростно размахивая руками. Были они оба не совсем трезвы. Грубые голоса их далеко разносились, и им вторил такой же громкий и неровный топот шагов. Из слов, отчетливо и гулко звучавших в тихом морозном воздухе, можно было понять, что они возвращались из местечка, где оба являлись к мировому судье.
— Мировой и говорит: «Штраф будешь платить за это дерево», — жаловался один, а другой, не слушая его, одновременно рассказывал:
— «Долг, говорит, святое дело, нужно платить...»
— «Ты, говорит, в господском лесу деревья рубил, шесть штук срубил, так по рублю, говорит, заплатишь штраф за каждое дерево...»
— «А ежели, говорит, не заплатишь, опишут землю и продадут...» — «Не продадут, говорю, она еще и не выкуплена, — стало быть, у казны не выкуплена...»
Опять перебил другой:
— А я в мировой съезд... Пошел я к Хацкелю и велел ему написать прошение в мировой съезд... «Пиши, говорю, апелляцию, чтоб мне этот штраф не платить...»
Первый продолжал свое:
— Я к старшине! А что толку? Еврею задолжал и другим задолжал, а теперь они подают на меня в суд, а суд велит платить, а земля-то не выкуплена, стало быть, у казны не выкуплена, и продать ее нельзя... Еврей-то, нехристь, подлая его душа, сейчас и спрашивает: «А сколько ты мне дашь за то, что я напишу?» — «Пятиалтынный дам, говорю, пиши!» А он смотрит мне в глаза и смеется... «Рубль дашь!» говорит. «Не дам, говорю, ей-богу, не дам... тридцать копеек дам...» А он: «Рубль дашь»... Ну, я и посулил, ей-богу, посулил ему рубль... Чтоб его черти...
Тот, которого заботили долги, слегка пошатываясь, рассказывал:
— Ну, и узнал я у старшины, ох, и узнал... Чтоб ему... «Землю не опишу, говорит, это не позволяется, раз она еще не выкуплена, а хозяйство за долги опишу и продам публично, стало быть, продам, в одной рубахе останешься... Зачем наделал долгов?»
Они вдруг оба встали лицом к лицу и посмотрели друг на друга.
— Якуб! — сказал один.
— Шимон! — ответил другой.
И у обоих одновременно сорвался с губ вопросительный возглас:
— А?
— Будь я богатый человек!
— Ну, как же!
— Так я и не наделал бы долгов!
— Ну, как же!
— Девять душ в хате...
— У меня тринадцать... да еще двое в зыбках...
— А земля до того тощая, что хоть плач...
— Амбар-то совсем развалился... Я и думаю, где бы мне дерева достать... Вот и поехал ночью в лес... Ну и что? Не для одного ведь господь бог лес насадил, для всех насадил...