Читать «Дети Третьего рейха» онлайн - страница 48
Татьяна Фрейденссон
Психолог, который разговаривал с Элизабет, в итоге выдал ей необходимую для ношения оружия справку.
– И этот человек сказал: «Вам нечего стесняться, Геринг был умным и образованным человеком. Все делают ошибки, и он ошибся тоже». И тогда я поняла, что гены – это одно. А я сама – другое. Я не оправдываю дядю Германа, это не означает, что я такая же, как он. И что, заполучив пистолет, я стану отстреливать людей направо и налево. А что касается крови, то кровь – не единственный источник и мотиватор моего поведения.
Герман Геринг в беседах с тюремным психиатром Леоном Голденсоном, напротив, утверждал, что «кровь всё расскажет», и считал влияние этой самой крови очень мощным фактором, не отрицая, однако, огромную роль среды в развитии человека (что противоречило взглядам нацистов на этот вопрос). Геринг даже заметил, что важно даже то, «есть ли у человека сестры или братья, или он единственный ребенок в семье», а также «воспитывается ли человек в городе или деревне, рядом с озером или на берегу океана». И подытожил: «Человек – это продукт среды и наследственности». В то же время Геринг отрицал сильное влияние на него самого окружающей среды: «Что касается моего детства, то я не вижу, какое влияние оно оказало на меня как на взрослую личность. Может, и оказало. Это ваша профессия, а я не эксперт в этой области. Но я думал о ваших постоянных вопросах о моём детстве. И пришел к выводу, что между мной-мальчиком и мной-мужчиной нет разницы, даже сейчас. По-моему, мальчик обладает всеми чертами, которые потом проявляются в мужчине».
Я предлагаю Элизабет поговорить, наконец, об Альберте Геринге, ее отце. Про дядю молчу: он еще возникнет в нашей беседе неминуемо. Что касается Альберта, то мне ужасно любопытно, как сложилась его жизнь после войны и почему распался его брак с чешской еврейкой, ради которой брат рейхсмаршала попрал законы Третьего рейха.
В 1947 году младшего брата Германа Геринга, наконец, освободили из-под ареста. Он вернулся домой, к жене Миле и маленькой дочери. Прошу Элизабет вспомнить хоть что-нибудь. Она надолго задумывается. Говорить начинает не сразу:
– Его как раз выпустили из тюрьмы, и он тотчас пришел к нам. Помню, мы находились в каком-то доме, в Австрии, и я играла на втором этаже. И мама сказала мне: «Твой папа идет». Как я была взбудоражена – папа идет! Я и не помнила его толком – фактически это была наша первая встреча, потому что он меня, наверное, видел до этого орущим маленьким свертком. Помню, как я увидела его: это был высокий человек в сером пальто, с тростью и усами. В руках он держал свою шляпу. Он подошел ко мне и сказал: «Давай знакомиться. Ты, наверное, Элизабет?» Мне было три года, но я хорошо помню каждую деталь этой нашей встречи. Я взглянула на него и сказала: «Да, я Элизабет». Он улыбнулся: «Значит, это тебе я принес подарок?» Я заинтригованно посмотрела на него. И он достал из кармана кусок шоколадки, и, разумеется, я тут же потянулась, чтобы взять его. И вдруг Альберт сказал: «Подожди-ка минутку!» Он стал ломать и без того небольшой кусок на части, а потом сказал: «Ты можешь взять только один ломтик». Наверное, он хотел угостить еще кого-то. Но я об этом не думала. И ответила ему: «Тогда не хочу. Спасибо». Может, он меня за это возненавидел?