Читать «Дети победителей (Роман-расследование)» онлайн - страница 213
Юрий Иванович Асланьян
— Мой папа любил это слово, он говорил: «да-ашна-аки!»
— После войны я создал торгово-промышленную палату в Зангезуре. Сейчас работаю главным юристом в министерстве транспорта. А сюда приехал за жидким газом…
К армянам я всегда относился с достаточно корректной, как считал, долей иронии, чтобы не врать и не совсем рвать со своей «исторической родиной». Армяне вызывали у меня улыбку — своими золотыми коронками, перстнями и неприступной закавказской ограниченностью.
Началось все в глубоком детстве: помню, когда мы голодали в Крыму, они приезжали в нашу горную деревню на личных машинах, из которых появлялись их дети в костюмчиках, платьицах с оборками, белых гольфиках. Маленькие армянчики с жалостью смотрели на наш саманный домик под скалой и не могли преодолеть себя, чтобы зайти в него. Мы с сестренкой наблюдали за ними с другой стороны ручья, отделявшего дом от дороги.
Никогда никакой любви к армянам я не испытывал. Вырос вне исторической родины — и проживу без Армении. Родственнички…
Конечно, я никогда не думал, что далекая страна моих предков, жестокая война и алфавит Месропа Маштоца явят мне своего представителя. И он расскажет мне, как создавал свои лекарственные рецепты в горах Карабаха; о географической карте, где указано место захоронения оставленного на чужой территории клада с драгоценными камнями; о шахматной игре в далеком Кафане, запахе кофе и коричневых армянских сигарет «Ахтамар».
Мы гуляли с ним по городу, выходили на набережную, на дорожки, покрытые кирпичной крошкой, смотрели на Каму, облокотившись на тяжелый парапет. И говорили обо всем, что еще есть в этом безмерном мире. Об озере Севан и ковчеге Ноя на горе Арарат, о монастыре на Белой горе у Кунгура и репрессиях крымских армян. Он рассказывал мне о хачкарах — крестных камнях родины, об архитекторе Трдате, который после землетрясения 989 года восстанавливал купол главного храма Византийской империи — собора Святой Софии в Константинополе. О том, как этот зодчий создал модель храма и провел необходимые расчеты, возвел леса во всю высоту собора и построил новый купол, который стоит уже тысячу лет.
Потом мы пили красное сухое вино, чтоб нам и нашим детям прожить столько же, сколько стоит этот храм. Курили тонкие коричневые сигареты и читали друг другу стихи — он свои, на армянском, я — любимых русских поэтов.
Я узнал от него о стальных дверях в Эчмиадзине, где хранится громадная плита из оникса, на которой золотом 833 пробы написаны 36 букв армянского алфавита. А он услышал страшную повесть о том, как умирали армянские старики в заснеженной тайге Северного Урала, со слезами вспоминая черноморский берег родного, далекого Трапезунда.
Однажды мы зашли в открытое кафе, заказали пива. У стойки расположилась тройка музыкантов. Женя помахал мне рукой. Потом объявил: