Читать «Дети лихолетья» онлайн - страница 5

— Шуренок, я есть хочу, мочи нет.

— Подождешь. Еще не кипит.

Вовка огорченно вздохнул. Он взял ложку, нетерпеливо стал чертить ею по крышке стола.

Наконец вода закипела, Шурка заправил суп.

— Не могу больше ждать, — чуть не хныкал Вовка.

— Что ты ноешь? Не сварилось еще.

Мама молчала, продолжала вязать носок, смахивая незаметно для детей слезу.

Шурка достал три алюминиевые миски. Вовка уже убрал со стола учебники, тетради, сидел в нетерпении с ложкой, сжимая напряженно ее в кулачке. Первую миску с супом Шурка поставил маме, присевшей к столу. Она отодвинула ее Вовке, который, не отрываясь, смотрел голодными глазами на варево. Но он пересилил себя, решительно двигая миску к маме.

— Мам, ешь сама. Мне вон Шуренок уже наливает.

Ночной налет

Ночью мороз усилился, стекла маленьких оконец сплошь покрыл густой иней.

Печурка давно остыла: щепки кончились еще днем. Даже чай к ужину не могли согреть: пили его чуть теплым, с кусочком хлеба. Вовка забрался к матери на кровать, накрылся байковым одеялом и, закрыв глаза, проговорил:

— Дома у нас и без дров тепло было…

Шурке не спалось. Он раскрыл, присев за столик, тетрадь (тоже самодельную), на обложке которой было написано: «Рисунки Александра Игнатьева, ученика 5-го класса Сталинградской школы № 50». Достал из кармана четыре цветных карандаша, более чем до половины уже источенных. Принялся рисовать при тусклом освещении светильника, сделанного из гильзы патрона крупнокалиберного пулемета. Шурка любил рисовать, бумагу он доставал на аэродроме у техников, в нее завернуты были приходившие приборы для оснащения самолетов. Вот на листе его рука набросала большой пятиэтажный дом, кусочек набережной. Здесь они жили. Закрыв глаза, он, напрягая воображение, поднялся по широкой лестнице на третий этаж, вошел в квартиру. Услышал голос отца:

— Шурик, вставай. А то я один уйду.

Он тут же вскакивает, одевается, берет удочку, вместе с отцом спускается к Волге. Утро знобкое. Вельветовая курточка совсем не греет. Он дрожит. Хочет сказать отцу, что замерз. Но рот никак не раскрывается. Он силится.

— Па-а-па! — вскрикивает, наконец, Шурка и… просыпается.

«Надо же… Так быстро заснул за столом», — удивляется он.

Ежится от холода. «Пойду лягу под одеяло», — с этой мыслью бредет к скамейке, которая, хоть и не широка, но была его местом для ночлега. Он посмотрел на кровать: Вовка поджал ноги к самому подбородку, спрятал голову под подушку. Маме тоже было зябко: она согнулась под легким одеялом.

«Чем-то печку надо протопить», — засела ему в голову думка. Он оделся, решительно шагнул к двери. Стояла лунная ночь. В поселке было тихо, лишь с аэродрома глухо доносился гул. На этот гул он и пошел. Снег хрустко скрипел под ботинками, мороз колко щипал лицо. Впереди под лунным светом четко замаячили черные кресты кладбища. С братишкой ходили они через него десятки раз без всякой боязни. Но то было днем. Сейчас же Шурке стало страшно. Ему казалось по мере приближения, что большой крест шатается под лунным светом, как в повести Гоголя «Страшная месть»…