Читать «Дети лихолетья» онлайн - страница 21
Владимир Коротеев
— Пошли, — согласился Шурка и потянул за собой Сережку. — А мать твоя ругаться не будет?
— Нет, не будет, — заверил Мишка.
Мишкина мать на крыльце вытряхивала цветную дорожку. Увидев Шурку и Вовку, она приторно улыбнулась, притворно погрозила пальцем и пропела:
— Ах, озорники-озорники, приехали. Ну, проходите, проходите. Мишенька, угости друзей. Вместе, чай, в икуации-то были. — Она скрылась в доме, вскоре вернулась с двумя ломтями белого хлеба, намазанными сливочным маслом.
Шурка с Вовкой удивленно переглянулись.
— Кушайте, детки, берите.
Вовка с жадностью смотрел на хлеб. От нетерпения губы его шевелились. Он первый шагнул к Зюзихе, взял хлеб, тут же откусил большой кусок. Вспомнив, что нужно поблагодарить, он промычал что-то, кивнул головой, повернулся к Мишке и стал есть. Не нравилось Шурке это угощение. Не по себе было от притворно-ласковых пристальных глаз Мишкиной матери. Но очень хотелось есть. Помимо воли протянул руку, взял хлеб. Уголком глаз увидел, как, судорожно проглотив слюну, потупился Сережка. Обожгла мысль: «А Сережке-то не дает!». Стало стыдно. Растерянно поблагодарил и, еще не осмыслив до конца происходящего, услышал недобрый голос Зюзихи:
— А ты, милый, ступай, ступай. Погуляй там, погуляй.
Сережка понял, что эти слова обращены к нему, неуклюже повернулся и, понурив голову, ушел со двора на улицу.
Не донес Шурка до рта так вкусно пахнущий хлеб. Проводил он глазами грустную фигурку Сережки, резко повернулся к Мишке, сунул ему в руки хлеб и со злостью сказал, глядя в его все еще улыбающееся лицо:
— На! Сам ешь.
Шурка оглянулся на Вовку и быстро прошел в калитку.
— Чегой-тось с ним? — услышал он вдогонку удивленный голос Зюзихи.
Шурка догнал Сережку и молча пошел рядом с ним. И только около своего двора он остановился и сказал:
— Серега, Зюзиха эта очень вредная и жадная. Больше мы к ним никогда не пойдем. Пойдем ко мне порисуем? Ты любишь рисовать?
— Люблю. Только я не пойду. Мать ваша заругает.
— Эх, чудак ты! Да, знаешь, какая у нас мать!
— Нет. Все равно не пойду. Мне домой надо.
Когда Шурка ушел от Зюзиных, мать укоризненно покачала головой и осуждающе сказала:
— Гордый, дюже гордый. Прямо в мать весь. Давеча ходила к ним. И так с ей, и этак, а она ни в какую, ни в какую. Вместе, говорю, надо держаться, раз мужья вместе работают, она говорит: «Не понимаю, о чем это вы говорите, что значит вместе, что значит держаться?» Но вежливо, вежливо, что и говорить. Вот так, Миша. Ну и ладно. Может, муж-то ее понятливей, — она встряхнула еще раз дорожку и пошла в дом. На пороге обернулась, — а ты, деточка, кушай, кушай. Ты, видать, поумнее брата свово. Еще захочешь, скажи.
Вовке тоже хотелось уйти вслед за братом, но отказаться от белого хлеба с маслом, который он ел еще до войны, было выше его сил. Он стоял против Мишки и ел. Мишка тоже стал есть хлеб, который сунул ему в руки Шурка.
— Хочешь, я тебе марки свои покажу? — предложил Мишка.
— Покажи, — согласился Вовка.
Обеденный талон
Разноголосая шумливая очередь у раздаточного окошка фабрики-кухни разом притихла. Только боязливо-сочувственный шепот полз но очереди: