Читать «Дети военной поры» онлайн - страница 5

Миколас Слуцкис:

— Из глубины памяти доносится стук того медленного поезда — теперь-то я знаю, что медленного, а тогда он мне казался мчащейся ракетой! — который через всю Литву вез меня и мою младшую сестренку в Палангу — в первый литовский пионерский лагерь…Меня выбирают знаменосцем, — гордый и счастливый, я каждое утро поднимаю флаг лагеря! Щупаю босой ногой море, не решаясь окунуться в ледяную воду, — ведь только начало июня. Ну и что? Я все равно счастлив!.. Сплю и слышу все нарастающий гул морских волн — пусть гудят себе, пусть грохочут, больше янтаря выбросят на берег! Разве мог я знать, что началась война?

«Война! Что это такое? Какое страшное и непонятное слово!» — запишет Генуте 22 июня в своем дневнике. Будто ничего не случилось, их посадят в автобус, и они поедут в Артек, и будут громко и весело петь и с замиранием сердца с высоты поглядывать на синеющую внизу полоску моря…

«1 июля. Собирала на море камни и ракушки! Как их здесь много! Вот привезу в Литву!»

Она еще не знает, каким долгим окажется обратный путь. Она не знает, что через несколько дней Артек станет на колеса и потом всю жизнь будет для нее и ее друзей не географическим понятием, а лагерем и в Подмосковье, куда они приедут сначала, и в Сталинграде, и в волжской степи. Они так и будут говорить: «Новый, сорок второй год мы встречали в Артеке в Сталинграде…»

Но 1 июля Генуте еще собирает в Крыму морские камушки и мечтает: вот привезу их в Шяуляй. Десятый день войны.

А уже в первый день в Паланге… Янина Валацкене:

22 июня, в воскресенье, должно было быть торжественное открытие нашего лагеря. Я получила письмо, что приедет мама. Ночь была беспокойная. Нам не спалось. Стали рассказывать сказки, потом всякие страшные истории. Я лежала в одной кровати с сестренкой. Мы привыкли так спать дома. А тут — мы маленькие, а кровати — большие, буржуйские. Мы упросили, чтобы нам все-таки разрешили, как дома, спать вместе.

…Лес шумел, какой-то гул… Может быть, самолеты? Было ощущение тревоги — или теперь так кажется? Мы расшумелись. Пришла вожатая и сказала, что, если мы не перестанем шуметь, нас не пустят на завтрашний праздник. Мы стихли. И вдруг под утро, часа в четыре, раздался страшный гром. Посыпались стекла. Босиком, по осколкам битого стекла я выбежала на улицу. На площади перед домом лежал человек. Я узнала вожатого.

Я бросилась к зданию, где находился штаб лагеря. Кругом уже все полыхало. На земле лежал мальчик. У него не было головы… Бируте Кукайтене:

— Ночью нас разбудил страшный грохот. Я подбежала к окну и увидела, что горит штаб лагеря. Мы с подругой кинулись вниз. Во дворе уже было много детей. Они бегали, кричали: «Мама! Мама!» Кругом стреляли, горели дома. Некоторые ребята прыгали из окон со второго этажа, много было раненых, убитых. Мы не понимали, что происходит, не знали, куда бежать, прятались за деревья, ложились на землю… Вдруг мы услышали голос начальника лагеря. Он приказывал бежать к столовой.