Читать «Держава (том первый)» онлайн - страница 269

Валерий Аркадьевич Кормилицын

Дирижёр по фамилии Шпачек поднял цилиндр, поприветствовав публику, и уселся за пульт.

— Понял, как надо метрдотеля приветствовать, — пошпынял локтем в бок Дубасова Гришка Зерендорф. — Тогда гречневой кашей с бараниной будешь обеспечен по гроб жизни, — заржал он.

Ответную унтер–офицерскую речь Дубасов произнести не успел, так как респектабельный Шпачек, изящным движением руки, открыл увертюру.

— Канкан шикарный… Как только хористки выстроились дугой, мне больше всех — третья слева понравилась, — высказал своё мнение Зерендорф, когда компания в антракте направилась поднять боевой дух в ресторан.

— Строй не ровный, — выпив, стал критиковать кордебалет Дубасов. — Я бы научил их строю, будь они мои подчинённые, — развеселил друзей и, увидев давешнюю купчиху, вновь стал ей подмигивать, чем привёл в бешенство фабриканта.

После оперетты Вяльцева с Паниной станут выступать, — потряс программкой Рубанов. — Вяльцева просто чудо, наши офицеры говорят. Недаром её называют «несравненная».

Дородная, пожилая Панина молодым людям не понравилась.

— Ну, разлопалась бабка, — без всякого почтения к исполнительнице, громко произнёс Дубасов. — Даже стоять на сцене не может, сидя на стуле поёт.

— Тише, потише ради бога, господа, коли в искусстве не понимаете, — сердито зашептал сосед. — Такого густого контральто и душевности нет ни у одной исполнительницы… Вот «Хризантемы» запоёт, заплачете тогда…

Дубасов не заплакал. Зато тридцатилетняя Анастасия Вяльцева, его, да и всю публику, просто потрясла.

Бледная, в тёмном простом платье, с белым слоником на золотой цепочке вместо бус, скромно вышла на сцену.

Зал в некоторой разочарованности замер. Но когда запела, просто взорвался от аплодисментов, требуя всё новых и новых романсов.

«Ветероче–е–к», — надсаживался дубасовский сосед, со всей силы шлёпая ладонью о ладонь.

«Цыганку-у», — вопил кто–то сзади.

«Тройку-у»…

Певица улыбнулась обаятельной своей, несравненной вяльцевской улыбкой и запела:

Гайда тройка, снег пушистый, Ночь морозная кругом…

Зал ликовал.

После концерта её долго не отпускали, бесконечно вызывая «на бис».

Наступила полночь. Оркестр гвардейских стрелков давно уже сыграл бравурный марш, который гуляющая толпа называла «вышибательным» и ушёл в казармы.

Большая часть безденежной скромной публики, простоявшая всю оперетту у заборчика открытого театра, посидела в саду на скамеечках, поделилась впечатлениями от оперетты и певиц, и разошлась по домам.

Друзья были в восторге от певицы и, сидя уже не в концертном, а ресторанном зале, без конца вспоминали её и обсуждали репертуар.

Ресторан заполнился народом, который не особо торопился домой.

— С Паниной, конечно, не сравнить, — тоном знатока вещал Зерендорф. — Та в своих песнях, таких как «Нищая», «Пара гнедых», заставляет проливать слёзы над горькой судьбой… Многим это нравится…

— Ага! Особенно тому купчине бородатому с молодой женой, — подхватил тему Дубасов. — Рыдал белугой над беспросветной своей нищей жизнью.

— Дай мысль до конца доведу, — перебил его Зерендорф. — А у Вяльцевой и гусарские кутежи, и русские тройки в морозной ночи, и любо–о–о-вь, — визгливым голосом пропел он.