Читать «Держава (том второй)» онлайн - страница 62

— Здесь съедаю–ю–т, — дурачась, заорал Аким, пытаясь отцепить от локтя собачью нечисть.

«А ведь 20 лет уже парню», — осудил его поведение Лебедев, мысленно, суток на 15 прощаясь с супругой.

Фрейлина с трудом оторвала Тиму от лакомого куска, и со слезами на глазах, чмокнула Рубанова в щёку.

Тут наступила относительная тишина — то подошёл сам великий князь Владимир Александрович, случайно проезжавший мимо дворца и строго нахмурившись, произнёс:

— Что вы тут?

Доблестный Рубанов коротко и ясно доложил, что проверяя караулы с капитаном Лебедевым, обнаружили пожар. Не растерявшись, вызвали подкрепление и приступили к ликвидации загорания, попутно вынеся из пламени пострадавшую таксу фрейлины Тютчевой.

— Объявляю вам благодарность, — рыкнул ужас Санкт—Петербургского гарнизона. — Оказывается, гауптвахта делает из подпоручика человека, — уходя, изрёк он.

Немного покрасневший Лебедев, держась за многострадальный рубановский локоть с вырванным куском материи, побрёл в караульное помещение.

Дабы подбодрить прямого своего начальника, Аким поинтересовался:

— Александр Иванович, на ужин что закажем?

У капитана из глаз, как давеча у фрейлины Тютчевой, покатились слёзы… А может, это Рубанову показалось.

На следующий день великий князь и особенно фрейлина Тютчева, красочно описали перед всем светом подвиг подпоручика Рубанова по спасению пострадавших из огня.

Слух дошёл и до императора.

Максим Акимович млел словно гимназистка, слушая дифирамбы своему сыну.

— Строгость всегда полезна, — развивал мысль за обедом у монарха Владимир Александрович. — Человек чувствует властную руку и идёт на подвиг.

Рубанову–младшему достались лишь устные похвалы, зато капитан Лебедев, как руководитель и воспитатель молодёжи, получил благодарность в приказе по Санкт—Петербургскому военному округу за подписью самого генерал–губернатора и, по совместительству, командующего округом, великого князя.

На радостях, в середине декабря, умиротворённый ротный предоставил мужественному спасителю такс целую неделю отпуска.

— В Москву, в Москву, — напевая, укладывал чемодан Аким.

Увидев вошедшую в комнату матушку, продекламировал:

— Карету мне, карету-у…

— Акимушка, сынок, что ты будешь делать один в этой Москве?

— О-о, маман… Многое!

— Ну что — многое?

— Встречусь с Натали… — И тут, по примеру папа, допустил огромную оплошность… — В газетах пишут, что 18 декабря в МХТ премьера «На дне». Причём одну из ролей станет играть сам Станиславский…

На Ирину Аркадьевну снизошёл столбняк, но она быстро избавилась от недуга, кружась по комнате и хлопая в ладоши:

— В Москву… В Москву… Карету мне, карету-у, — по девчоночьи вопила при этом.

У Акима выпал из рук вновь пошитый у Норденштрема мундир. Он вяло улыбнулся матушке и подумал: «Папа наградил меня целой тысячей рублей, что не хуже благодарности по Санкт—Петербургскому военному округу. Как славно я бы на них кутнул в Москве без мама…».

— Звоню Любочке, — компенсировала минутный столбняк бурной деятельностью. — Максим Горький — её кумир.

И снова вечером на вокзале Аким попрощался с грязнущим от шоколада и угольной копоти питерским «чилдраном», и утром поприветствовал московский пивной Шаболовский завод.