Читать «Дерево душ» онлайн - страница 2

Снова раздался звонок.

Никита так и подскочил!

Вернулся в прихожую, заглянул в глазок.

На площадке – никого. А звонок звенит.

Может, Валерка Пушкарев из пятого подъезда дурью мается? Он как-то рассказывал, что иногда заводит под кнопку звонка какую-то проволочку, что ли, и она то касается контакта, то нет.

Касается – раздается звонок. Не касается – нет.

Валерка называл эту штуку антисоседским изобретением века. С его помощью он намеревался мстить всяким вредным теткам и дядькам, которые жалуются его родителям: мол, Валерка иногда ленится выгуливать своего бультерьера Гада и позволяет ему присаживаться на коврики под чужими дверями. На самом деле буля зовут Гадор – в честь какого-то города в Испании, что ли, – но за исключительно мерзкий характер все называют его Гад.

Никита подозревал, что Валерка среди соседей тоже скоро заслужит такую же кличку!

А может, уже заслужил.

Никита не слишком внимательно слушал Валеркины россказни про «изобретение века», поэтому не уразумел, как оно работает. Но если бы Валеркин отец узнал, что его сынуля почему-то решил поиздеваться над дверным звонком подполковника полиции Зеленина, этому сынуле не поздоровилось бы.

И даже очень!

Однако подполковник Зеленин сейчас на службе. И если Никита хочет еще поспать, ему все же придется сначала посмотреть, что там Валерка нахимичил, и вытащить его хитрое приспособление из-под кнопки звонка.

А для этого все же придется открыть дверь…

Никита уже положил руку на замок, но вспомнил строжайший запрет отца: незнакомым людям дверь не открывать ни днем, ни тем более ночью! Никогда и ни под каким предлогом!

– Ты знаешь, где я работаю, – говорил отец. – Ты знаешь, что у меня есть враги. Они ищут мои уязвимые места. И теперь, когда не стало нашей мамы, мое главное уязвимое место – ты. Пожалуйста, Никитка, береги себя. Если я еще и тебя потеряю, я умру. Точно. Поэтому будь осторожен!

Никита убрал руку с замка и пошел было к себе в комнату, но снова раздался звонок.

– Да нету никого на площадке! – сердито сказал Никита.

Не себе сказал, а воображаемому папе.

– И ничего со мной не случится, если я открою. Я только посмотрю, что там Валерка под кнопку подсунул. И все! Честное слово! Спать же невозможно, а я завтра хотел встать пораньше, чтобы историю повторить и французский!

Почему надо завтра вставать пораньше, чтобы повторить историю и французский, почему это не было сделано вечером, Никита объяснять не стал. Зачем папе – даже воображаемому! – знать, что сын разленился, расхандрился и весь вечер просидел на диване просто так, бездельничая и уныло глядя в окно, за которым ветер обрывал желтую листву с берез во дворе и уносил ее куда-то в октябрьскую темноту? А иногда он поворачивал голову и смотрел на мамину фотографию, которая висела на стенке.

Сбоку на фотографии была надпись: «Моя любовь навеки с тобой, Улэкэн!»

Маму звали Улэкэн, что значило – хорошенькая. Она и правда была очень хорошенькая. Нет, настоящая красавица!

Никитина мама была нанайка, поэтому и носила такое странное имя. Ее предки издревле жили на берегах Амура – задолго до тех времен, когда в эти места пришли русские. Не зря нанайцев называют коренной народностью Приамурья.