Читать «Демон извращённости (пер. Константин Бальмонт)» онлайн

Демонъ извращенности

При разсмотрѣніи человѣческихъ способностей и побужденій, — при обсужденіи prima mobilia человѣческой души, френологи упустили изъ виду одну наклонность, которая, несмотря на то, что она существуетъ, какъ чувство коренное, первичное, непрекратимое, была, однако, въ равной мѣрѣ просмотрѣна и всѣми моралистами, имъ предшествовавшими. Повинуясь заносчивости разсудка, оня всѣ одинаково просмотрѣли ее. Ея существованіе ускользнуло отъ нашихъ чувствъ, благодаря намъ самимъ, мы сами не хотѣли допустить ея существованія — у насъ не было вѣры; будь то вѣра въ откровеніе или въ Каббалу. Мысль объ этой наклонности никогда не возникала въ нашемъ умѣ, исключительно въ силу того, что она была бы сверхдолжной. Мы не видимъ нужды въ такомъ побужденіи — въ такой наклонности. Мы были бы не въ состояніи постичь ея необходимости. Мы не могли бы понять, т.-е., вѣрнѣе, мы не поняли идеи этого primum mobile, хотя оно само всегда навязывалось намъ; мы были безсильны понять, какимъ образомъ оно могло споспѣшествовать какимъ нибудь цѣлямъ человѣческаго общежитія, временнымъ или неизмѣннымъ. Нельзя отрицать, что френологія, а также, въ большой мѣрѣ, и всѣ метафизическія знанія, были состряпаны а priori. Человѣкъ разума или логики, болѣе, чѣмъ человѣкъ пониманія и наблюденія, притязаетъ на знаніе намѣреній Бога — диктуетъ ему задачи. Измѣривъ такимъ образомъ, съ чувствомъ собственной услады, помыслы Іеговы, онъ вывелъ изъ этихъ помысловъ свои безчисленныя системы мышленія. Въ сферѣ френологіи, напримѣръ, мы прежде всего установили, и довольно естественно, что, согласно съ намѣреніями Божества, человѣкъ долженъ ѣсть. Послѣ этого мы приписали человѣку органъ чувства питанія, органъ, являющійся бичемъ Господнимъ и принуждающій человѣка ѣсть, во что бы то ни стало. Затѣмъ, рѣшивъ, что это была воля Господа, чтобы человѣкъ продолжалъ свои родъ, мы открыли органъ чувства любви; мы продолжали въ этомъ направленіи, и открыли органъ чувства страсти къ борьбѣ, чувства идеальности, чувства причинности, чувства художественности, — словомъ, мы открыли цѣлую систему органовъ, олицетворяющихъ извѣстную наклонность, извѣстное моральное чувство, или какую-нибудь способность чистаго разума. И въ этомъ распорядкѣ первичныхъ побудительныхъ началъ человѣческихъ дѣйствій, послѣдователи Шпурцгейма, справедливо или ошибочно, частью или цѣликомъ, слѣдовали въ принципѣ лишь по стопамъ своихъ предшественниковъ, выводя и установляя рѣшительно все изъ предвзятаго представленія о судьбѣ человѣка, и опираясь на субъективно понимаемыя намѣренія его Творца.

Было бы гораздо разумнѣе, и гораздо надежнѣе, создавать классификацію (если ужь она необходима) на основаніи того, что человѣкъ дѣлалъ обыкновенно или случанно, и что онъ дѣлалъ всегда случайно, нежели на основаніи того, что, какъ мы рѣшили, Божество внушаетъ ему дѣлать. Если мы не можемъ понять Бога въ его видимыхъ дѣлахъ, какъ можемъ мы понять его непостижимые помыслы, вызывающіе эти дѣла къ бытію? Если мы не можемъ уразумѣть его въ созданіяхъ внѣшнихъ, какъ можемъ мы проникнуть въ его существенные замыслы или въ фазисы его творчества?