Читать «Деловое общение, или Школа жизни» онлайн - страница 14

Ингомар фон Кизерицки

Эти доклады он диктовал своим сестрам, которые затем отсылали машинопись в одно из издательств, специализирующихся на литературе для слепых, и из издательства возвращались тексты, полностью набранные шрифтом Брайля; потом асессор читал свои доклады в курзале санатория или в школах, а тетя Илла все больше западала на тембр его голоса и на его чувствительные руки. Мне показалось — однажды он выступал с докладом и в нашей школе, — что он слишком резко меняет темы, от «пасторского врачевания» перескакивает к «органам, влияющим на успех», и т. д. Преобладал у него дух теософии и высокого оккультизма. Квинтэссенция его учения сводилась к тому, что индивид должен нести ответственность и за себя самого, и за массу всех других индивидов.

Илла, как все старые девы, отличалась застенчивостью; как-то раз мне (по ее просьбе) пришлось сопровождать ее в гости к асессору и обеим сестрам. Жилище интеллектуала было обставлено очень скудно, пахло валерьяновыми каплями и касторкой. Илла позволила себе сесть рядом со слепым, одна из сестер устроилась по другую сторону от нее, а вторая — бок о бок с А., который не давал никому и рта раскрыть. Изрекая свои монологи, он все время смотрел в потолок, загвазданный мушиными какашками, как будто обращался к домовому. Одна из сестер принесла напитки, другая — домашнее печенье. Потом он произнес фразу, которую никто толком не понял, но все заметили, что ему стоило немалого труда подыскать для нее безупречный конец: только вечно изменчивая духовная сила может привести в движение первичные субстанции всегда наличествующей материи и заставить их сгруппироваться так, чтобы возникли определенные материалы, миры и ощущения; поскольку сие, как очевидно, удалось, мы можем быть уверены в наличии движущего начала персональной этики. Бедная Илла, которая мечтала о чем-то совсем ином, проглотила эту дурацкую сентенцию без всякого удовлетворения, произнесла своим мягким голосом ни к чему не обязывающее «Ну да» и окончательно замолчала. Асессор тоже теперь молчал, только могучие складки на его лбу под львиной гривой грязно-желтых волос продолжали энергично двигаться — но ничего особенного он больше не изрек.

По пути домой Илла вздохнула и сказала: боже, хоть бы раз остаться с ним наедине! Однако ужасные сестры все время вертелись поблизости. Эта изнуряющая и безнадежная любовь длилась около года. Однажды Илла набралась смелости и подкараулила его возле санаторского туалета, но асессор, не изменившись в лице, одной рукой отодвинул ее в сторону, исчез за дверью кабинки и с шумом спустил воду; в тот вечер приватный контакт между ними так и не состоялся. Тетушка располагала очень ограниченными техническими возможностями для выражения своих чувств: писать любовные письма по системе Брайля она не умела, а кассетников, позволяющих слушать записанные на пленку устные признания, тогда еще не было. Вскоре, во время очередного переезда по железной дороге, асессор (вероятно, погрузившись в свои мысли, такие же возвышенные и недоступные для непосвященных, как шрифт Брайля) перепутал дверь купе с выходом из вагона и упал на рельсы — печальный конец для такого великого человека. Тетя Илла долго после того не читала любовных романов, а потом все-таки опять влюбилась в некоего инвалида-колясочника, который не имел ног, зато ответил ей полной взаимностью.