Читать «Делать карьер» онлайн - страница 4

Николай Алексеевич Полевой

Здесь открывается новое сходство карьерства с местничеством. Мы смеемся, читая, что такой-то бил челом в отечестве на князя такого-то, что ему быть с ним невместно; и указано такого-то за бесчестье князя бить батоги в подклете и сказать, чтобы такие страдники не били челом, а потом посадить в казенку. Но деланье карьера не до того ли самого доводит нас? Посмотрите на Елизара: он вышел в отставку потому, что из-за него Петру, Сидору и Карпу дали кресты. Елизар – мальчик с дарованиями, мог бы со временем быть хорошим чиновником; теперь он бьет мух в деревне и не знает, что делать, – а все от карьерства!

Известен смешной анекдот об одном испанском гидальго. Оскорбясь за то, что ему не дали ордена Калатравы), он поклялся, что не увидит солнечных лучей, пока слугу его не пожалуют сим орденом.

Запертый в комнате, где были закрыты ставки, затворены двери и спущены шторы, горделивый гидальго спрашивал каждое утро: «Ну, что? Дали тебе орден Калатравы?» – «Нет, синьор», – отвечал слуга. – «Подай же огня». – И целый день просидев со свечкою, гидальго ложился спать, повторял поутру вопрос, при называл подавать огня – день проходил за днем, пока благородный дон гидальго отправился туда, где ни в огне, ни в солнце ему не было надобности.

Я мог бы рассказать двадцать таких же смешных анекдотов современных о делателях карьеров. Смешное всегда бывает наказанием, когда не чистое, не святое, бескорыстное чувство, но какое-нибудь заблуждение, какое-нибудь самолюбивое направление ума управляет нашими действиями. Можно бы выставить тебя, огромный Савастьян, подававший такие надежды в юности, как отчаявшись сделать карьер, ты оставил службу и сделался бабою в обществе жены и пятнадцати кузин своих. Можно бы представить тебя, звонкоголосая Валторнина, как взяла ты своего Ванюшу в отставку, когда он в отчаянии писал к тебе, что вопиющая несправедливость сделана с ним, что он уже год служит в департаменте и не получил ордена. Но бог с вами! Не могу удержаться, однако ж, чтобы не припомнить виденного и слышанного мною года два тому.

С ***, любезный, умный чиновник, имевший выгодную, блестящую должность, за исполнение которой мог ожидать в будущем многого, умер. Нечаянная смерть его поразила всех, кто знал его и любил. Мы, друзья его, собрались на похороны. Грустно было смотреть на бездыханное тело С ***, вспоминая, как недавно еще говаривал он нам о своих добрых намерениях, о том, что он хотел сделать для блага ближних, о том, как смело противился он хищению и злым делам других. В это время подходит ко мне масляная рожа, князь ***, оскорбленный делатель карьеров и большой плут; но он любил С ***, и в первый раз я заметил в нем растроганную душу, сильное впечатление скорби. «Можно ли было ожидать! – сказал мне князь, – казалось, что он переживет нас; грустная потеря!» – «Да, – отвечал я, – мы лишились доброго друга, отечество – верного сына, правительство – отличного чиновника». – «Какой карьер-то ему открывался!» – воскликнул князь, и блестящие от внутреннего волнения глаза его обратились с горестью на гроб С ***.