Читать «Двуликие» онлайн - страница 97
Виктория Воронова
Клавдия Георгиевна рассмеялась.
– Неприличных не держим. Да не переживай, я за Василисой присматриваю. Хорошая она девка, да не сладко ей в жизни пришлось – сирота. Когда родители умерли, за ней и сестрой бабушка присматривала. Да вот видишь ли, померла старушка три месяца назад. Девчонок тут же и определили в детский дом. Да разве можно домашних-то детей в детский дом! Слышал, поди, какие там нравы – иные-то детки похуже зверей бывают, одно название что дети, а по сути… Вот и сбежали девчонки, мыкались на улице, потом каким-то чудом Васька в этот ваш клуб непотребный на работу устроилась. Потом вот Егор Васильевич ее сюда определил.
Тут Егор прервал поток Андреевых воспоминаний.
– Алло! Прием! О чем задумался?
Андрей с недоумением уставился на Егора.
–Что?!
– Уже три раза тебя окликнул, ты не слышишь – завис где-то в астрале. О чем задумался?
– Да так, ни о чем. Сегодня в «Солнечном» был, с Клавдией Георгиевной разговаривал, думаю, часть прибывших туда поселим.
– Да, хорошая мысль. Василису-то видел?
Андрей поперхнулся чаем и взглянул на Егора. Мысли тот, что ли читает?
– Ну видел.
– И как она?
– Нормально вроде, Клавдия присматривает за ней. С виду вроде здорова и бодра.
– Ну и ладно.
Андрей ушел разбираться с компенсациями для уволенных, а Егор поехал в дом, где под арестом пребывал Быстрицкий.
Войдя в мрачное здание с решетчатыми окнами, Егор невольно поморщился – здесь всегда пахло бедой, воздух был сырым и затхлым. Зданию было лет триста, и оно всегда служило местом для ограничения чьей-то свободы – до революции здесь содержались арестанты, задержанные имперской полицией, затем здание перешло в руки рабоче-крестьянского класса, однако предназначения своего не изменило – ходили слухи, что в этих подвалах расстреляли немало людей во имя светлого будущего. С 70-х годов прошлого века здание стояло заброшенным – от него веяло такой жутью, что даже банды малолетних гопников не решались устраивать там себе лежбища. Егор выкупил этот раритет у муниципалитета десять лет назад. Прикинув и так и эдак, решил, что жить и работать в этом особняке невозможно, а вот использовать по старому назначению вполне.
Сегодня на входе дежурил молодой парень. Увидев Егора, вскочил с места, вытянулся в струну, расправил плечи. Егор усмехнулся – вроде не в армии, но сама обстановка располагает. Это здание, конечно, нельзя было назвать тюрьмой – здесь не отбывали срок заключения, как в человеческих тюрьмах, здесь подвергались временному ограничению свободы проштрафившиеся двуликие. Для таких свободолюбивых созданий, для которых свобода передвижения, лес, ветер, солнце либо луна были также необходимы как воздух, находиться даже неделю в таком каземате – сущее наказание и пытка. Одичавших сородичей здесь не держали – душевнобольным не наказание нужно, им нужен покой. Поэтому апофеозом гуманизма в условиях неизлечимой болезни по традициям амбиморфов была эвтаназия – одичавшего двуликого лишали жизни. Ни к чему мучить больного пребыванием в темной камере.
Но бывали здесь и такие гости поневоле как Быстрицкий – приговоренные к смертной казни. Приговор был озвучен сегодня и доведен до каждого из существующих родов амбиморфов в цивилизованном мире, благо нынешние технологии позволяли обмениваться информацией в считанные секунды. По традиции, после оглашения приговора, в течение месяца кто угодно мог подать прошение о пересмотре дела либо о помиловании. Однако в случае с Быстрицким вряд ли найдутся желающие вмешаться в процесс исполнения приговора – слишком много свидетелей, слишком явная вина, слишком чудовищное злодеяние. Так что то, что жить осталось Олегу Ивановичу один месяц – это практически бесспорное утверждение. За этот месяц Егор надеялся выторговать у Быстрицкого информацию о том, кто из людей причастен к созданию лаборатории. У младшего Быстрицкого шансов на помилование также не было – он весьма активно и сознательно участвовал в папашиных авантюрах. Но ведь была у Быстрицкого еще и дочь – по последним данным, к деятельности отца и брата она отношения никакого не имела.